Используются технологии uCoz

нАУЧНЫЕ РАБОТЫ ИЗ ЖурналА "Диссертатъоник"

БИбЛИОТЕКИ рбд

Институт востоковедения РАН Дурново Григорий Александрович

Прилагательные цвета и физического признака в классическом арабском языке (с привлечением сравнительного материала семитских языков)

10.02.22 - Языки народов зарубежных стран Азии и Африки, аборигенов Австралии и

Южной Америки

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель: д.ф.н. Белова А. Г.

Москва, 2001


 

Введение........................................................................................................................................ 4

Глава 1. Анализ словообразовательных моделей прилагательных в арабском языке....... 8

0.0. Проблема выделения прилагательных в языках мира............................................................... 8

1.0. Проблема выделения прилагательных в арабском языке....................................................... 14

1.1.0. Морфологический критерий.............................................................................................. 14

1.1.3.0. Степени сравнения в арабском языке........................................................................ 23

1.2.0. Синтаксический критерий................................................................................................. 28

2.0. Прилагательные цвета и физического признака в арабском языке.......................................... 31

2.3.0. Особенности семантики рассматриваемых прилагательных............................................ 37

2.3.1.0. Эпитеты..................................................................................................................... 37

2.3.2.0. Оттенки значения....................................................................................................... 40

2.4.0. Имена, образованные по сходным моделям..................................................................... 42

2.5.0. Проблема двухпадежности............................................................................................... 48

2.6.0. Морфологические варианты рассматриваемых прилагательных...................................... 51

2.7.0. Другие именные модели со схожей семантикой............................................................... 52

2.8.0. Особые субстантивные модели со схожей семантикой.................................................... 60

2.9.0. Развитие семантики рассматриваемых прилагательных.................................................. 62

3.0. Особые глагольные формы для корней со значением цвета и физического признака............. 65

4.0. Прилагательные цвета и физического признака с точки зрения выделения прилагательных в

арабском языке............................................................................................................................. 68

4.3.0. Образование степеней сравнения у рассматриваемых прилагательных........................... 73

5.0. Синтаксические функции прилагательных цвета и физического признака............................... 75

5.2.0. Проблема субстантивации рассматриваемых прилагательных........................................ 76

6.0. Выводы................................................................................................................................... 78

6.6.0. Проблема прилагательных цвета и физического признака в арабском языке в
типологическом разрезе............................................................................................................. 87

Глава 2. Прилагательные цвета и физического признака в диалектах арабского языка и
других семитских языках.......................................................................................................... 89

1.0. Именные модели.................................................................................................................... 89

1.1.0. Схожие именные модели.................................................................................................. 89

1.1.1.0. Диалекты арабского языка........................................................................................ 89

1.1.2.0. Мальтийский язык..................................................................................................... 93

1.1.3.0. Древнеюжноаравийские эпиграфические языки......................................................... 94

1.1.4.0. Модели с начальным & семитских языках........................................................... 95

1.2.0. Другие модели со схожей семантикой.............................................................................. 99

1.2.1.0. Аккадский язык......................................................................................................... 99

1.2.2.0. Древнееврейский язык............................................................................................. 100

1.2.3.0. Арамейские языки................................................................................................... 102

1.2.4.0. Эфиосемитские языки.............................................................................................. 103

1.2.5.0. Современные южноаравийские языки...................................................................... 105

2.0. Соответствующие глагольные формы в семитских языках................................................... 106

2.1.0. Арабские диалекты......................................................................................................... 106

2.2.0. Древнееврейский язык.................................................................................................... 107

2.3.0. Угаритский язык............................................................................................................. 108

2.4.0. Современные южноаравийские языки............................................................................. 108

2.5.0. Эфиосемитские языки..................................................................................................... 110

3.0. Выводы................................................................................................................................. 112

Заключение................................................................................................................................ 115

ПриложениеI............................................................................................................................. 118


 

3

I. цвет........................................................................................................................................... 119

II. физический признак.................................................................................................................. 128

III. прочее..................................................................................................................................... 184

Указатель корней..................................................................................................................... 195

Приложение II........................................................................................................................... 214

согласованное определение.......................................................................................................... 214

именное сказуемое, именная часть сказуемого, предикативное определение.............................. 219

спецификация................................................................................................................................ 222

элатив........................................................................................................................................... 223

окказиональная субстантивация................................................................................................... 223

неясные контексты....................................................................................................................... 230

Литература................................................................................................................................. 232


 

Введение

Актуальность темы и степень ее изученности. В последнее время наука все чаще обращается к проблеме выделения частей речи в различных языках. Ситуация с прилагательными, возможно, один из самых важных вопросов в современной теории и типологии частей речи. Для того, чтобы выделить прилагательные как часть речи, следует подробно описать имеющиеся в языке морфологические и синтаксические особенности.

К именному словообразованию в арабском языке разные ученые обращались весьма часто. Прилагательные, как правило, разбирались в контексте имен. Все словообразовательные модели были в той или иной степени упомянуты. Однако отдельно прилагательные с точки зрения их отличия от других имен арабского не рассматривались. Тем более не ставилась задача выделить особые словообразовательные модели именно прилагательных.

Цели и задачи диссертации. В настоящей работе мы уделяем особое внимание одной специфической для арабского языка модели - прилагательным цвета и физического признака, которые отличаются от других имен арабского языка не только семантически, но и морфологически. Эту группу прилагательных ученые рассматривали и ранее, однако ее следует изучить со всех возможных точек зрения - выделения прилагательных в арабском языке, арабского словообразования, арабского словоизменения, арабского синтаксиса, семантики, сравнительного материала семитских языков и сопоставления фактов арабского языка с ситуацией в языках мира. Мы не ставим себе цели решить проблему выделения прилагательных в арабском языке. Наша задача - понять, какое место среди арабских имен занимает указанная выше группа прилагательных. Это понимание, по всей видимости, должно приблизить нас и к пониманию проблемы прилагательных и словообразовательных подклассов в арабском языке.

Источники исследования. Для анализа различных синтаксических функций, в которых могут выступать арабские прилагательные, мы использовали тексты Корана и арабской доисламской поэзии (примеры взяты, в основном, из словаря Вл. В. Полосина "Словарь поэтов племени ^абс VI-VIII вв.", Москва, 1995), поскольку в работе в первую очередь исследуется материал классического литературного арабского языка. Толкование конкретных прилагательных приводится главным образом по арабско-французскому словарю А. де Биберштейна-Казимирского (Dictionnaire arabe-français de A. de Biberstein-Kazimirski. T. I. Paris, 1846. T. II. Paris, 1860). Сравнительный семитский материал приводится из соответствующих словарей семитских языков. При описании различных


 

5

словообразовательных моделей в арабском и других семитских языках мы опирались также на различные работы по морфологии арабского и семитских языков.

Методология исследования. Работа основана на достижениях современной отечественной и зарубежной арабистики, сравнительной семитологии и типологии. Среди важнейших работ отечественных арабистов, использованных нами, следует прежде всего отметить труды Н. В. Юшманова (Юшманов Н. В. Работы по общей фонетике, семитологии и арабской классической морфологии. Москва, 1998), Б. М. Гранде (Гранде Б. М. Курс арабской грамматики в сравнительно-историческом освещении. Москва, 1998). Большинство положений, связанных с арабской и семитской морфологией и словообразованием, взяты нами из работ конца XX века, таких как свод трудов по арабской филологии, составленный группой немецких ученых (Grundriss der Arabischen Philologie. Wiesbaden, 1982), диссертация Дж. Ц. Фокса, посвященная именным моделям в семитских языках (Fox J. T. Noun patterns in the Semitic languages. Cambridge, Massachusetts, 1996), сборник кратких грамматических очерков семитских языков под редакцией Р. Хетцрона (The Semitic Languages, ed. R. Hetzron. London - New York, 1997) и др. Выводы, касающиеся существования класса прилагательных в арабском языке, сделаны, в частности, на основании разработок когнитивной типологии и современных взглядов на прилагательные и части речи в целом, изложенных, напр., в сборнике Части речи. Теория и типология. Москва, 1990; в монографии У. Крофта (Croft W. Syntactic categories and grammatical relations: the cognitive organization of information. Chicago, 1991); в учебнике В. А. Плунгяна (Плунгян В. А. Общая морфология. Москва, 2000). В работе также используются данные, касающиеся прилагательных в семитских языках, отраженные, например, в монографии Э. Рейнер (Reiner E. A linguistic analysis of Akkadian. London - The Hague - Paris, 1966) и статье А. Гая (Gai A. The category "adjective" in Semitic languages. // Journal of Semitic Studies ХЫ, 1995).

Научная новизна диссертации. Как уже указано выше, настоящая работа представляет собой попытку рассмотреть словообразовательные модели прилагательных арабского языка со всех возможных и важных точек зрения. Прилагательные цвета и физического признака, которым в настоящей работе отводится больше всего места, рассматривались и ранее, но в контексте описания словообразовательных моделей всех имен арабского языка. Существует монография В. Фишера (Fischer W. Farb- und Formenbezeichnung in der Sprache der altarabische Dichtung. Wiesbaden, 1965.), посвященная этим прилагательным. В настоящей диссертации мы неоднократно обращались к работе В. Фишера, поскольку в ней подробно описываются другие именные, а также глагольные модели в арабском языке с подобными значениями, а также ситуация в некоторых


 

6

семитских языках. Однако в указанной монографии основное внимание все же уделяется семантике рассматриваемых нами прилагательных, в то время как нашей целью в первую очередь является описание морфологических и словообразовательных, а также некоторых синтаксических особенностей указанных моделей прилагательных. Особое место в работе уделяется сопоставлению полученных результатов с данными семитских языков и языков мира.

Практическая значимость работы. Некоторые выводы исследования могут использоваться в теоретической и практической грамматике арабского языка (в первую очередь, в разделах, посвященные именному словообразованию и ситуации с частями речи в арабском языке), при изучении истории арабского языка, арабской лексикографии, а также при исследовании сравнительной морфологии семитских языков.

По теме диссертации были прочитаны доклады: на Международной конференции по иудаике (Королев, январь-февраль 2000; Королев, январь-февраль 2001) и на Второй зимней типологической школе (Московская область, февраль 2000).

Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав (первая, наиболее объемная глава посвящена собственно ситуации в арабском языке и сопоставлению ее с ситуацией в языках мира, в ней также делается попытка взглянуть на проблему с типологической точки зрения, во второй главе приводятся различные данные из семитских языков) и заключения, в котором полученные данные сводятся в единую систему. Далее следуют два приложения. В первом приводятся словарные статьи для особых прилагательных цвета и физического признака и некоторых других (основной корпус составляют статьи из словаря А. де Биберштейна-Казимирского, реже приводятся статьи из других словарей). Второе приложение представляет собой примеры из Корана и словаря Вл. В. Полосина на различные синтаксические функции, в которых могут фигурировать рассматриваемые арабские прилагательные. Диссертацию завершает список использованной литературы.

В работе используются следующие обозначения для звуков арабского языка (расположены по арабскому алфавиту): &, b, t, t, j, h≥, x, d, d, r, z, s, é, s≥, d≥, è, z≥, ^, g, f, q, k, l, m, n, h, w, y. Долгота гласного звука обозначается надстрочной чертой (напр., a\). Для других языков, в основном, используются обозначения, принятые в цитируемых работах, однако в случае разных обозначений для одних и тех же звуков мы, как правило, выбирали те, которые употреблялись в более поздних работах, или же в большем количестве работ - так, гласный звук амхарского языка, в монографии Е. Г. Титова ("Грамматика амхарского языка". Москва, 1991) обозначаемый как ‰, в настоящей работе передается как a/,  поскольку такое обозначение принято в сравнительных словарях


 

7

эфиосемитских языков В. Леслау (напр., Leslau W. Etymological Dictionary of Gurage (Ethiopic). Wiesbaden, 1979; Leslau W. Comparative Dictionary of Ge^ez (Classical Ethiopic). Wiesbaden, 1987) и, как следствие, в сравнительном словаре семитских языков А. Ю. Милитарева и Л. Е. Когана (Militarev A. and Kogan L. Semitic Etymological Dictionary vol. I. Mu/nster, 2000).


 

Глава 1. Анализ словообразовательных моделей прилагательных в арабском языке

0.0. Проблема выделения прилагательных в языках мира

0.1.     Очевидно, что заявленный в подзаголовке вопрос актуален не для одного арабского

языка. Выделение прилагательных - общеязыковедческая проблема. Она является одной из важных составляющих выделения частей речи в языках мира. В случае с прилагательными очевидным вопросом для различных языков является их морфологическое отличие от существительных или глаголов, а также их специфические синтаксические позиции. В статье Лингвистического энциклопедического словаря "Прилагательное" (автор Е. М. Вольф) справедливо указывается, что прилагательное "как часть речи не только не является универсальной категорией, но составляет класс слов, наименее специфированный по сравнению с др. морфолого-синтаксич. классами. Во мн. языках П. [прилагательное - Г.Д.] не выделяется как отд. часть речи, имеющая свои морфологич. и/или синтаксич. характеристики" [ЛЭС, 397]. Применительно к выделению прилагательных часто говорят о трех основных типах языков: "адъективные" (в которых прилагательные являются самостоятельной частью речи, к ним относится, например, английский язык, многие агглютинативные языки, к ним примыкает и русский язык), "глагольные" (в которых прилагательные являются подклассом глаголов, это многие языки Юго-Восточной Азии, Африки, Северной Америки, некоторые дагестанские языки) и "именные" (в которых прилагательные являются подклассом имен, таков, например, латинский язык и другие классические индоевропейские языки) (см., напр., [Плунгян 2000, 243]).

Здесь сосредоточен один из пунктов столкновения противоборствующих направлений в определении частей речи - грамматического (или морфологического), лексико-грамматического, синтаксического, семантического. Взгляд на части речи как на исключительно грамматические классы слов (его представляла, например, московская лингвистическая школа Ф. Ф. Фортунатова) на протяжении двадцатого века неоднократно оспаривался - утверждалось, что определенных морфологических признаков для выделения частей речи недостаточно, части речи должны быть характеризованы и по семантике, и по формальной стороне (такой взгляд разделяла, например, ленинградская лингвистическая школа, последователи И. А. Бодуэна де Куртенэ). Дескриптивисты (Л. Блумфилд, и вслед за ним Дж. Гринберг, Г. Глисон) классифицировали слова в первую очередь по синтаксическим свойствам.


 

9

Некоторые лингвисты утверждали, что следует объединить морфологический и синтаксический подходы: в таких концепциях, с одной стороны, предполагается, что прилагательные "выделяются в тех [языках], в которых их основная синтаксическая функция выражения атрибутивных отношений получила свое формальное отражение в самой данной лексической группировке" [Мещанинов 1945, 218]. Но в некоторых языках трудно опираться на морфологические признаки, и приходится гораздо большее внимание уделять контексту, синтаксическим функциям. Так, например, в самодийских языках (за исключением селькупского), согласно Г. Н. Прокофьеву, прилагательное можно выделить только синтаксически - в этих языках нет специальных адъективных показателей, нет согласования определения с определяемым, сравнительная степень может быть образована от любой именной и даже глагольной основы (некоторые примеры см. в 1.1.3.4). Подобная ситуация наблюдается в монгольских и тюркских языках. В английском языке широкое употребление т.н. "атрибутивных существительных" и отсутствие специальных показателей для прилагательных также размывают грань между классами имен1 (см., напр., [Мещанинов 1945, 210 и сл.]). В описаниях таких языков прилагательные нередко включаются в класс имен, но называются прилагательными, когда речь идет об их значении и синтаксических функциях. Здесь следует заметить, что даже для языков, в которых четко различаются существительные и прилагательные, по-видимому, можно выделить древний исторический период, когда эти части речи не дифференцировались - примером тому факты индоевропейских языков: общие формы именного склонения, общность именных основ, почти полное отсутствие у прилагательных специфических для них словообразовательных суффиксов общеиндоевропейского происхождения, кроме суффикса принадлежности, свободность образования степеней сравнения (об этом см. подробнее в 1.1.3.3, примечание 5), способность прилагательных к субстантивации и существительных к адъективации и пр. Не случайно и античные школы не выделяли прилагательное как отдельную часть речи, включая его в класс имен и считая морфологические различия между существительным и прилагательным периферийными [Алпатов 1990а, 7].

0.2. В конце 1960-х годов в отечественном языкознании выделилось направление, представители которого считали, что для выделения частей речи для всех языков важна только семантика - то, что называется общеграмматическим значением. Наиболее ярким идеологом этой теории считается О. П. Суник, который замечал, что "существенным признаком прилагательного любого языка, в котором оно так или иначе установлено,

Отметим, однако, что английские прилагательные в отличие от существительных не изменяются по числам.


 

10

является <...> его общеграмматическое значение признака предмета, но признака не действенного, не процессуального, а статического, недейственного, что и отличает прилагательное от глагола <...> Дифференциальным признаком, по которому эти две родственные части речи отделяются одна от другой, служит, как известно, грамматическая категория времени, свойственная глагольным словам, но не свойственная ни прилагательным, ни словам из других частей речи" [Суник 1966, 119-120] (см. также [там же, 127]). Общеграмматическим (или лексико-грамматическим) значением слова О. П. Суник называет значение, соответствующее определению той части речи, к которой относится данное слово. Таким образом, некоторые глаголы различных языков могут иметь лексическое значение признака (как, например, арабские глаголы девятой или одиннадцатой породы со значениями "быть красным", "быть хромым" и пр. (подробнее об этих глаголах см. 3.1 и сл.); другой, еще более наглядный пример - глаголы японского языка, которые переводятся на некоторые другие языки прилагательными, со значениями "быть богатым", "быть упругим" и пр. [Алпатов 1990б, 32]), но лексико-грамматическое значение действия. Такой взгляд критиковался, например, А. А. Леонтьевым, который утверждал, что использование лексико-грамматических категорий избыточно, поскольку они полностью соответствуют собственно грамматическим значениям, от которых отказывался О. П. Суник. "Обобщенные семантические представления частей речи являются лингвистической фикцией - эквивалентом грамматических классов в языковом сознании носителей языка" [Леонтьев 1968, 86], см. тж. [Алпатов 1990б, 33].

Тем не менее, соответствие между частями речи и семантикой очевидно. Несмотря на то, что типовые значения, выведенные для различения частей речи ("предмет", "признак", "действие") не могут охватить все слова, входящие в тот или иной класс, понятно также, что совсем без выделения элементов значения для тех или иных частей речи мы обойтись не можем - так, практически любое имеющееся научное определение прилагательного содержит пункт о значении признака предмета. Но понятно и то, что не следует также ограничиваться только элементами значения - наличие морфологических и (что весьма важно для прилагательных) синтаксических особенностей для нас существенно не в меньшей и, возможно, даже в большей степени. См. обсуждение этой проблемы, например, в работах [Части речи 1965], [Части речи 1968], [Части речи 1990]. 0.3. В когнитивной типологии принято представление о том, что части речи представляют собой прототипические классы. Для каждого класса характерны свое языковое поведение, отражающееся на разных языковых уровнях.

Прилагательные как прототипический класс, отличный от существительных и глаголов, рассматривает У. Крофт [Croft 1991], который считает, что эти три части речи


 

11

суть три универсальных синтаксических категории. Эти категории анализируются в терминах двух прототипически скоррелированных параметров: семантического класса основы слова, а также прагматической функции, которую основа играет в данной манифестации, занимая определенное синтаксическое положение. Названным У. Крофтом трем синтаксическим категориям соответствуют три семантических класса - сущности (существительные), события/действия (глаголы) и свойства (прилагательные), традиционно использующихся в грамматических определениях. Для выделения этих классов ученый предлагает четыре семантических параметра: валентность (valency), стативность (stativity), устойчивость (persistence), градуальность (gradability). На основе значений этих параметров у названных классов строится следующая таблица:

 

 

сущности

свойства

действия

валентность

0

1

≥1

стативность

стативны

стативны

процессуальны

устойчивость

постоянны

постоянны

проходящи

градуальность

неградуальны

градуальны

неградуальны

Таким образом, прилагательное имеет как правило одну валентность, обозначает стативное и постоянное свойство, а также (в отличие от двух других классов) может быть оценено по степени.

Впрочем, на материале арабского языка можно удостовериться в том, что действия также градуальны, поскольку в арабском языке "степень действия", т.е. интенсивность может выражаться морфологически - так, регулярная вторая порода арабского глагола, показателем которой является геминация второго радикала, часто обозначает действие более интенсивное, чем выражаемое исходной, первой породой, напр., dar≥raba "сильно бить" от d≥araba "бить, ударять". Подробнее о глагольных породах в арабском языке см. раздел 3.

По У. Крофту, основой для определения частей речи является пропозициональный акт. Основными типами пропозициональных актов являются референция, соотнесенная с сущностями (ее функция - сделать так, чтобы слушающий идентифицировал некоторую сущность с тем, о чем говорит адресант), предикация, соотнесенная с действиями (то, что говорящий намерен сказать о том, о чем он говорит (референте)) и модификация, соотнесенная со свойствами (ее функция - дополнить образ сущности дополнительным свойством).    Таким    образом,    прототипическим    пропозициональным    актом    для


 

12

существительного является референция, для глаголов - предикация и для прилагательных - модификация.

Следует также упомянуть такие параметры для семантического выделения частей речи, как референтная самостоятельность и референтная активность. Прилагательные являются как правило референтно несамостоятельными, т.е. они (в отличие от существительных, но так же, как и глаголы) не могут самостоятельно, без помощи других слов, осуществить для слушающего идентификацию между ними самими и соответствующими им внеязыковыми свойствами (с этим непосредственно связано правило, по которому обычно существительные обладают способностью обозначать конкретных носителей определенных свойств (т.н. "воплощенные свойства"), в то время как глаголы и прилагательные чаще обозначают свойства, не имеющие постоянных носителей, при этом разница между глаголом и прилагательным в этом случае зависит от временной стабильности того или иного свойства; см. [Плунгян 2000, 242]; [Dixon 1994, 31]). Но при этом прилагательные чаще являются референтно активными, то есть они (в отличие от глаголов, но так же, как и существительные) способны осуществить подобную идентификацию для синтаксически связанных с ними лексем (см. [Тестелец 1990, 87-92]).

Естественным образом предполагается, что корреляция значений семантического и прагматического параметра может нарушаться - в таком случае основа одной прототипической категории может функционировать для другой. Так появляются, например, отглагольные имена как результат того, что глагольная основа начала функционировать референтно. Это явление можно назвать также потерей частеречных признаков в результате изменения референциальных свойств лексем [там же, 94].

Есть, однако, иное мнение по поводу функционирования одних и тех же основ в качестве разных частей речи. Так, например, Б. А. Серебренников предлагает считать основным критерием для выделения частей речи в языках мира так называемые функциональные разряды, то есть выполнение различными лексемами тех или иных частеречных функций (т.е. функций существительных, прилагательных, глаголов и пр.) -таким образом, даже если тождественные по форме элементы языка выполняют различные функции (т.е. одни и те же лексемы могут выступать, например, в роли существительного и прилагательного, как мы часто можем наблюдать в арабском языке, см. 1.2), их следует считать различными лексемами, поскольку "этимология, историческая связь этих слов не имеет в решении проблемы частей речи абсолютно никакого значения" [Серебренников 1965, 10]. Однако такой взгляд снова заставляет нас ограничиться одной семантикой, не обращая внимания на морфологию и взаимодействие лексем в языке. Нам представляется     важным     выбор     тех     или     иных     словоизменительных     или


 

13

словообразовательных показателей в различных синтаксических позициях при различных значениях лексем.

Р. М. У. Диксон, принимая во внимание факты сходства морфологических особенностей у прилагательных и существительных (или у прилагательных и глаголов) в разных языках, тем не менее, предлагает выделять прилагательные практически во всех языках мира. Таким образом, языки делятся на пять типов в зависимости от того, как в них выглядит класс прилагательных: языки, имеющие открытый класс прилагательных с грамматическими свойствами, близкими к свойствам существительных (греческий, латинский (см. 0.1), многие другие языки Европы, а также Северной Африки, Северной Азии, Австралии, также, например, язык сахаптиан (пенутианские языки)); языки, имеющие открытый класс прилагательных с грамматическими свойствами, близкими к свойствам глаголов (языки Северной Америки, Восточной и Юго-Восточной Азии, Океании); языки, имеющие открытый класс прилагательных с грамматическими свойствами, близкими как к свойствам существительных, так и к свойствам глаголов (число таких языков невелико, Р. М. У. Диксон упоминает, в частности, башкирский язык; впрочем, в некотором роде таков и английский язык); языки, имеющие открытый класс прилагательных с грамматическими свойствами, отличающимися от свойств имен и глаголов (язык фиджи, языки мам и цутухиль (семья майя)); языки, имеющие малый, закрытый класс прилагательных, обозначающих определенный базовый набор свойств (такие языки распространены на юге и востоке Индии, в большой части Африки, на территории Папуа - Новой Гвинее, отчасти в Америке и Океании) (см. тж. 6.6.1). Японский язык, однако, не попадает ни в один из перечисленных типов, поскольку он имеет класс прилагательных, делящийся на две группы: прилагательные первой обладают грамматическими свойствами, близкими к существительным, прилагательные второй - к глаголам (см. тж. 1.2.1) [Dixon 1994, 31-34]. Следует также отметить, что Р. М. У. Диксон нередко выделяет для многих языков (например, языков Океании) в классе прилагательных небольшой подкласс, внутри которого прилагательные имеют особые морфологические особенности в отличие от остальных [Dixon 1977, 21-22]. 0.4. В настоящей работе нас в наибольшей степени интересует морфологический критерий выделения прилагательных для арабского языка и словообразовательные модели, присущие прилагательным. С этой точки зрения выделить прилагательные в арабском языке, возможно, особенно сложно, поскольку у них практически нет способов образования, отличных от существительных, и в обычных для большинства языков синтаксических позициях могут выступать как прилагательные, так и существительные. Таким образом, пользуясь терминологией когнитивной типологии, в арабском языке мы


 

14

можем наблюдать сдвиг у основ прилагательных в сторону референтности (субстантивация) и у основ существительных в сторону модификации (адъективация). Впрочем, такое утверждение можно сделать только в том случае, если мы вообще можем выделить арабские прилагательные как прототипическую часть речи на типологическом уровне. Ниже мы попытаемся вкратце обрисовать проблему и показать некоторые способы ее прояснения. Мы естественным образом будем также затрагивать синтаксический и семантический аспекты проблемы, однако особое внимание будем уделять словообразованию и словоизменению. После краткого обзора ситуации для прилагательных в арабском языке мы сосредоточимся на немногочисленных словообразовательных моделях (в первую очередь на одной из них, морфологически и семантически существенно отличающейся от всех прочих), присущих (с теми или иными оговорками) собственно прилагательным. Как видно из заглавия настоящей работы, мы обращаемся, в первую очередь, к данным классического литературного арабского языка, рассматривая материал современного арабского языка (по поводу этого термина в современной арабистике существуют разногласия; так, Г. Ш. Шарбатов предлагает говорить о совокупности региональных обиходно-разговорных языков или койнэ [Шарбатов 1991]) и диалектов в отдельных, особо оговоренных случаях. Здесь, на наш взгляд, уместно было бы процитировать важное замечание Э. Н. Мишкурова: "морфологический критерий выделения частей речи как главное средство их дифференциации в АЛЯ [арабском литературном языке - Г.Д.] оказывается типологически нерелевантным при изучении аналитических семитских языковых систем, в частности разнообразных АДЯ [арабских диалектных языков - Г.Д.]" [Мишкуров 1978, 126]; см. тж. [Мишкуров-Рауфова 1992, 53].

1.0. Проблема выделения прилагательных в арабском языке

1.1.0. Морфологический критерий

1.1.1.   В арабской лингвистической традиции выделяются три части речи - имена (ism-
"имя")  (в т. ч. и прилагательные  (s≥ifa-  "прилагательное")), глаголы (fi^l-  "глагол") и
частицы
(h≥arf- "частица"). Класс имен может делиться на подкласс собственно имен и
подкласс местоимений (отличающихся от собственно имен "особыми парадигмами и
формами, характерными только для местоимений, в том числе - наличием категории лица"
[Белова (в печати), 1]). Прилагательные же в арабском языке традиционно включаются в
класс собственно имен - большинство прилагательных образуется по тем же моделям, что
и существительные; к прилагательным относят и причастия, действительные
(ismu-l-fa\^ili


 

15

"имя делающего") и страдательные (ismu-l-maf uli "\имя сделанного"). Такого мнения придерживаются многие европейские и отечественные ученые, в частности, Н. В. Юшманов [1998a, 237] и Б. М. Гранде [1998, 253]. Г. Ш. Шарбатов же, признавая, что многие прилагательные образуются по словообразующим моделям, характерным и для существительных, напротив, утверждает, что прилагательные в арабском языке можно выделить как часть речи, опираясь на их семантические и синтаксические свойства [Шарбатов 1961, 30-31, 40]. Э. Н. Мишкуров также выделяет прилагательные в арабском языке на основании так называемого особого грамматического значения ("атрибутивность" или "призначность") [Мишкуров 1978, 128]. Ниже будет показано, что прилагательные арабского языка действительно обладают специфическими именно для них (в отличие от других имен) синтаксическими функциями (но речь пойдет не о функции определения, которую имеет в виду Г. Ш. Шарбатов - см. 1.2.1 и сл.); что касается семантики, то нередко одно и то же слово может иметь субстантивное или адъективное значение в зависимости от контекста, при этом многие употребительные в языке конструкции даже можно при этом толковать различными способами (см. там же). Отметим, что Г. Ш. Шарбатов говорит также и о широко распространенном в арабском языке процессе субстантивации прилагательных [Шарбатов 1961, 42-43] (см. ниже).

У. З. Кариев выделяет 18 словообразовательных моделей прилагательных: C1aC2C3-2 (напр., s≥a^bun "трудный"), C1iC2C3- (напр., s≥irfun «чистый»), C1uC2C3at-, C1aC2aC3- (напр., h≥asanun "хороший"), C1uC2aC3- (напр., qudamun «щедрый»), C1uC2uC3- (напр., junubun «чужой»), C1aC2aC\3- (напр., jaba\nun «трусливый»), C1iC2a\C3- (напр., sina\èun «безбородый»), C1uC2a\C3- (напр., éuja\^un «храбрый»), C1aC2êC3- (напр., kabêrun "больший"), C1aC2u\C3- (напр., s≥aburun\ "терпеливый"), C1uC2uC\3-, C1aC2C2a\C3- (напр., kaddabun «лживый»), С^СгСггСгдЛ.-, С^аСгСгТСз-, C111C2C2UC3-, 'аС^аСзи (подробнее см. в разделе 2) и C1aC2C3a\n- (последняя из указанных моделей имеет два варианта: С^аСгСзапип и С^аСгСзапи, напр, nadmanun\ "сожалеющий", sakranu\ "пьяный"; об окончании -u см. в 2.5); из них все встречаются также среди существительных [Кариев, 1966, 7, табл. 1]. Г. Ш. Шарбатов называет среди наиболее употребительных моделей прилагательных также C1uC2C3- (напр., sulbun≥ «твердый»), C1a\C2iC3- (модель действительного причастия), C1aC2C2uC\3- (характерный для диалектов геминированный

2 Здесь и далее мы будем обозначать именные и глагольные модели для арабского и других семитских языков, используя знаки вида Cn (где n — порядковый номер согласного в корне, в случае геминации или редупликации одинаковые согласные имеют один номер) для корневых согласных. В арабистике и семитологии существует также традиция обозначать модели с помощью конкретных согласных, используя для этого согласные корня F/P^L со значением "делать" (ср. арабское fa^ ala) или QTL со значением "убивать" (ср. арабское qatala) так, например, модель, которую мы в настоящей работе обозначаем как


 

16

вариант модели C1aC2uC\3-), C1iC2C2êC3- (напр., dikkêrun «хорошо помнящий»), (напр., mih≥za\nun «очень печальный») [Шарбатов 1991, 300]. См. также в [Гранде 1998, 263] адъективную модель C1uC2aC3at- (напр., d≥uhakatun≥ "насмешливый"). Среди указанных моделей есть старые, собственно адъективные - C1aC2aC3- (а также не отмеченные У. З. Кариевым C1aC2iC3- (напр., hazinun≥ "печальный") и C1aC2uC3- (напр., yaquz≥un «бдительный») — см. [Fischer 1997, 192]), и вытеснившая их новая - C1aC2êC3-, но все они, тем не менее, фигурируют и как субстантивные. В. Фишер приводит таблицу примеров на частотные именные модели, иллюстрируя указанный факт; мы ограничимся здесь иллюстрациями для исторически адъективных моделей: C1aC2aC3-: h≥asanun "хороший" и èalabun "требование", C1aC2iC3-: h≥adirun "осторожный" и kabidun "печень", C1aC2êC3-: qalêlun "малый" и qalêbun "колодец", C1aC2uC\3-: &атппип "верный" и ^amu\dun "столб" [ibid.; см. тж. подобные таблицы в Gaudefroy 1952, 87]. Заметим, что все приведенные существительные являются либо собственно первичными существительными, либо, в крайнем случае, отглагольными именами, как и прочие в таблице В. Фишера. Если же говорить об одних и тех же лексемах, то вычислить, к примеру, имеет имя h≥akêmun значение "мудрый" или "мудрец", можно только из контекста.

Понятно, что арабские прилагательные регулярно изменяются по родам, и этот факт мог бы в иной ситуации являться существенным для выделения прилагательных в отдельную часть речи. Но изменение по роду является фактом скорее синтаксиса, чем морфологии; здесь мы хотели бы вновь оговориться, что в настоящей работе нас в первую очередь интересуют морфологические и словообразовательные отличия прилагательных от других имен. Кроме того, показатель женского рода у одной и той же модели будет также один и тот же, независимо от части речи: напр., h≥akêmun "мудрый" или "мудрец" -hak≥êmatun "мудрая" или "мудрая женщина". (Ср. в качестве параллели пример из санскрита ka\la "черный" - ka\lê "черная", deva "бог" - devê "богиня", приводимый в [Тестелец 1990, 83] как иллюстрация объединения существительных и прилагательных в одну часть речи; ср. также, например, латинские bonus "хороший" - bona "хорошая", filius "сын" - filia "дочь" [Алпатов 1990а, примечание 4].) Характерна также ситуация с частотными адъективными моделями C1aC2êC3- и C1aC2uC\3-: первая из них не изменяется по родам в пассивном значении (baqaratun (1) naèêhatun≥ (2) "бодливая (2) корова (1)", но imra&atun (1) qatêlun (2) "убитая (2) женщина (3)"), вторая, напротив, изменяется по родам только в пассивном значении (imra&atun (1) rasu\latun (2) "посланная (2) женщина (1)", но

u, в других работах может обозначаться как &af^ alu или как &aqtalu. Ссылаясь на различные источники, мы все же будем придерживаться единообразия и обозначать модели через знаки Cn.


 

17

imra&atun (1) kadu\bun (2) "лживая (2) женщина (1)"), что связано, по-видимому, с тем, что модели C1aC2êC3- и C1aC2u\C3- являются древними формами активного и пассивного причастий соответственно. Прилагательные, образованные по моделям C1uC2a\C3-, C1iC2a\C3-, miC1C2aC3-, miC1C2a\C3- и miC1C2êC3-, не изменяются по родам и числам (см., напр., [Fischer 1965, 142]; [Гранде 1998, 271]; В. Фишер указывает, что для первых двух моделей этот факт обычно не упоминается в грамматиках). (Между тем нельзя не заметить, что в таких языках, как латынь или испанский, можно также встретить группы прилагательных, не изменяющихся по родам.) Также по родам не изменяются прилагательные, образованные по моделям с усилительным значением, оканчивающимся на стандартный показатель женского рода -at-: C1aC2C2a\C3at-, C1aC2uC\3at-, C1aC\2iC3at-, C1iC2C2aC3at-, C1uC2aC3at- [Гранде 1998, 271]. Кроме того, прилагательные, обозначающие свойства, присущие исключительно женщинам, обычно образуются по модели мужского рода, напр., h≥a\milun "беременная" (точно так же, как перечисленные выше модели с показателем -at- в некоторых случаях обозначают только лиц мужского пола, обычно с уничижительным оттенком, напр., nuh≥akatun "часто меняющий жен") - этот факт является, по-видимому, еще одним аргументом в пользу того, что арабские прилагательные не представляют собой отдельного морфологического класса. Обратим внимание и на такой примечательный факт, описываемый Б. М. Гранде: "от имен прилагательных, не изменяющихся по родам, могут, однако, образоваться существительные женского рода с окончанием -atun, например: ^aduwwun "враг" (модель C1aC2u\C3-), ж.р. ^aduwwatun" [Гранде 1998, 272] (отметим, однако, что здесь Б. М. Гранде вновь переводит прилагательное, приводимое в качестве примера, существительным). Ср. тж. конструкцию с использованием приложения imra&atun (1) ^adlun (2) "справедливая (2) женщина" (1), букв. "женщина (ж.р.) справедливость (м.р.)" (И. М. Дьяконов указывает на подобную ситуацию в аккадском языке - &eqlum (1) s≥ibu\tum (2) "желаемое (2) поле (2)", букв. "поле (м.р.) желание (ж.р.)" [Дьяконов 1991, 104], однако в грамматике В. фон Зодена мы подобных примеров не обнаруживаем). См. также примеры на согласованное определение и приложение в арабском языке в 1.2.

Таким образом, мы, по-видимому, не можем указать какой-либо набор деривационных средств или какие-либо специальные морфологические признаки для арабских прилагательных. Это дает основание большинству ученых не выделять арабские прилагательные в отдельный класс и рассматривать их вместе с другими именами (таким образом, арабский язык следует скорее всего отнести к типу "именных" языков; как мы показывали выше, похожие явления наблюдаются в классических индоевропейских языках, см. также раздел 0.1); это, однако, не означает, что прилагательные в их работах


 

18

не называются прилагательными, если они являются таковыми по смыслу. Все это, разумеется, сильно осложняет условия для выделения прилагательных в арабском языке.

В работе Р. С. Айюб [Айюб 2001, 7], посвященной двоякому членению частей речи в арабском и русском языках, говорится, что причастия и прилагательные арабского языка обладают полисинтетическим характером, поскольку без учета внутренних аффиксов имеют индекс синтеза 4 морфа и 3,51 морфа соответственно, а с учетом внутренних аффиксов - 5,18 морфа и 4,51 морфа соответственно (в последнем случае существительные, числительные и глаголы также являются полисинтетическими, в то время как без учета внутренних аффиксов они имеют синтетический характер). Далее в работе говорится, что для прилагательных арабского языка наиболее характерны модели "корень (корневая основа) с варьирующей огласовкой + материально выраженная флексия / нулевая флексия + постфикс" и "корень (корневая основа) с варьирующей огласовкой + словообразовательный суффикс (а также основообразующий тематический элемент) + материально выраженная флексия / нулевая флексия + постфикс" (под постфиксами в работе понимаются в первую очередь агглютинирующие артикли и слитные местоимения) [там же, 9-10]. Средняя длина арабского прилагательного -3,4 слога [там же, 11].

Проблема выделения прилагательных актуальна и для других семитских языков. До последнего времени был распространен взгляд, что в семитских языках, за исключением некоторых эфиосемитских языков - геэза, тигринья (см. глава 2, 1.2.4.1 и сл.), прилагательные как правило также не выделяются в отдельную часть речи на основании морфологических отличий (см., напр., [ЯАА 1991]). См., например, замечание Б. М. Гранде по поводу выделения прилагательных в семитских языках вообще: "Имя прилагательное в семитских языках не может быть выделено в качестве самостоятельной части речи, параллельной или противополагаемой имени существительному, на следующем основании: во-первых, нет никаких морфологических признаков, которые отличали бы склонение прилагательного от склонения существительного; во-вторых, те слова, которые мы по их значению приравниваем к русским прилагательным, поскольку они могут обозначать признак, в других синтаксических конструкциях обозначают предмет, лицо, абстрактное понятие и т.д., причем это явление нельзя представить как субстантивацию прилагательного, а оно зависит только от того места, которое прилагательное занимает по отношению к другим членам предложения" [Гранде 1972, 183].

Однако в аккадском языке мы находим парадигматические различия между прилагательными и существительными: у прилагательных иначе, чем у существительных, образуется        множественное        число        мужского        рода:        суффикс        -u\-/-ê-


 

19

(именительный/косвенный падеж) для существительных и суффикс -Ш> для прилагательных: "цари добрые" éarru\ damqu\tum (м.р. мн.ч. им.пад.), éarrê damqu\tim (м.р. мн.ч. косв.пад.) [Дьяконов 1991, 89].

Э. Рейнер выделяет три подкласса внутри класса аккадских имен: существительные, прилагательные и причастия. Два последних подкласса являются маркированными по следующим критериям: наличие адъективной или причастной модели ("pattern"), т.е. вокалической модели или вокалической модели с префиксом; необходимость выражения грамматического рода (специальный показатель имеется у женского рода, показатель мужского рода - нулевой, ср. выше схожую ситуацию в арабском языке); наличие упомянутого выше показателя -u\t- для образования множественного числа мужского рода; выражение числа и рода при склонении в предикативном состоянии. Существительные не изменяются по числам (и, естественным образом, по родам) в предикативном состоянии, остальные же три параметра являются для них факультативными [Reiner 1966, 58]. Отметим, что по крайней мере два из указанных выше параметров являются в большей степени синтаксическими, чем морфологическими (выражение рода и склонение в предикативном состоянии), при этом существительные также могут иногда выступать с показателем -Ш> (небольшая группа имен, обозначающих деятельность или социальную принадлежность; по мнению Э. Рейнер, их наличие не должно влиять на различие между подклассами имен, но является фактом лексики и синтаксиса) или образовываться по адъективной или причастной модели. Э. Рейнер отмечает также, что прилагательные не выступают в сопряженном состоянии и не выступают с местоименными суффиксами. Но и эти факты касаются скорее синтаксических особенностей различных подклассов имен, так или иначе коррелирующих с их семантикой. Тем не менее, отметим, что в различных семитских языках существуют различные способы синтаксического оформления для прилагательных и существительных.

На выделении прилагательного как отдельного подкласса имен в семитских языках, отличного от существительного, настаивает также А. Гай [Gai 1995, 1-4]. Рассмотрим его аргументы. Прилагательные изменяются по родам, при этом А. Гай делает важное уточнение: наличие у прилагательных показателей рода является грамматическим и структурным параметром (т.е. прилагательные в этом случае подчиняются формальным правилам присоединения флексии), в то время как у существительных оно носит функциональный характер (an adjective undergoes grammatical-structural inflection, while the inflection of the substantive is a functional one). Далее А. Гай приводит примеры существительных древнееврейского языка женского рода, не имеющих соответствующего


 

20

показателя, и существительных мужского рода, напротив, имеющих показатель женского рода, в то время как прилагательные выступают с соответствующими показателями рода на грамматических основаниях, т.е. в случаях согласования по роду с существительными; ученый указывает на подобную ситуацию в геэзе и современном сирийском (христианский урмийский), отмечая, что одни и те же принципы наблюдаются у прилагательных, местоимений и глаголов в отличие от существительных. (В качестве другой иллюстрации приведенного тезиса А. Гай приводит также примеры из аккадского с упоминавшемся выше показателем -u\t-.) Отметим, что в арабском языке также существуют существительные женского рода, не имеющие показателя, и существительные мужского рода с показателем женского рода. См., однако, выше описание ситуаций, в которых прилагательные арабского языка не изменяются по роду, при том что они выступают в качестве определений к существительным.

Среди родственных семитским языкам кушитских языков имена прилагательные морфологически выделяется только в языках бедауйе (северокушитский), восточнокушитских и южнокушитских (иракв и близких к нему): в этих языках прилагательные в отличие от существительных изменяются по родам (вспомним, однако, что у большинства арабских имен показатель женского рода совпадает для субстантивных и адъективных значений, см. выше) и/или наличием особой атрибутивной формы, а также специфическими способами образования множественного числа (ср. выше в аккадском языке). В указанных языках специальные формы множественного числа для прилагательных образуются либо с помощью редупликации: напр., бедауйе wun "большой" - wawun\ "большие" (в этом языке для существительных множественное число образуется с помощью изменения акцентуации: &a we-b; "камень" - & ;aweÆ-b "камни" (формы аккузатива, диалект амар&ар)), сомали jar& "маленький" - jarjar& "маленькие" (в этом языке такое образование множественного числа факультативно), диалект борана языка оромо la\;fa& "ленивый" - lalla\;fa& "ленивые", диалект тулама языка оромо ;d≥e\ra "длинный" - ded ≥;de≥\ra\ "длинные"; либо с помощью специальных суффиксов и/или внутренней флексии: напр., иракв da^at "красный" - da^aten "красные", nêna "маленький" -nênakw "маленькие", сёг "высокий" - c[et "высокие", êlo "тяжелый" - ilo "тяжелые" [Долгопольский 1991, 40-41]. Образование множественного числа у существительных в этих языках образуется другими способами: с помощью изменения акцентуации (бедауйе (диалект амар&ар): & awe-b; "камень" - & awe ;æ-b "камни" (формы аккузатива), сомали (диалект исак): ^a;ra'b "араб" - ^a;rab; "арабы" (абсолютное состояние)), частичной редупликации (сомали: to;g "мулла" - to;ga;g "муллы", иракв: a\;ma "старуха" - a\ma;ma[&i "старухи"), чередований (иракв: da[wa "рука" - da[ba "руки"), специальных суффиксов


 

21

(сомали: gdbdd "девочка" - gdbdd "девочки", диалект борана языка оромо: da\;lle'& "дурак" -da\llot\a' "дураки", диалект тулама языка оромо: har;re\ "осел" - harro;\ta "ослы", guja;\ "день" -guja;wa\n "дни") и пр [там же, 18 и сл.]. В языке бедауйе прилагательное в позиции определения (в препозиции к определяемому) имеет особую атрибутивную форму, лишенную показателей падежей и имеющую нулевой родовой показатель для мужского рода и показатель -t- для женского рода, например, для аккузатива сопряженного состояния: ;daæi 'кат "хорошего верблюда" - daæ;i t kaæm\ "хорошую верблюдицу",;daæi laga "хорошего теленка (бычка)" - da'it laga "хорошую телку" [там же, 41].

В гуанчских языках, представляющих ветвь ливийско-гуанчских языков (семья внутри афразийской макросемьи), наблюдаются специальные префиксы для образования прилагательных: пальма ife "белый", ланцароте tigalate "высокий", taber "хороший", общегуанч. azuguahe "красный". В ливийских языках наблюдается специальная модель для образования прилагательных aC1aC2C3an - туарегские языки amoqran "большой", эта же модель сохраняется в гуанчском языке тенерифе acoran, achuhuran "большой, великий" [Айхенвальд-Милитарев 1991, 175].

1.1.2. Особое место среди арабских прилагательных занимают имена относительные с особым словообразовательным суффиксом —iyy-, образованные от именных основ (в арабской лингвистической традиции эти имена называются nisbah), напр. dahabun "золото" - dahabiyyun "золотой", ^arabun "арабы" - ^arabiyyun "арабский" и пр. В случае обозначения лица эти имена могут выступать и в субстантивном значении в зависимости от синтаксической позиции - напр., misriyyun≥ "египетский; египтянин". Эта модель принимает внешние показатели рода и числа (ср., напр., mis≥riyyatun "египетская, египетские (в случае согласования во множественном числе с неодушевленными именами); египтянка"; mis≥riyyu\na "египетские (в случае согласования во множественном числе с именами, обозначающими людей); египтяне"). Она весьма употребительна и очень часто используется для образования новых лексем - как прилагательных, так и существительных (для обозначения, напр., профессий или отраслей - в последнем случае к такому имени присоединяется показатель женского рода -at-, так же, как и для обозначения качеств). Для этой модели мы все же вполне можем с уверенностью выделить основу, от которой она образована (см. выше), однако и в этом случае, как было показано, мы сталкиваемся с проблемой выражения ею как адъективных, так и субстантивных значений. "В традиционной арабской грамматике производное имя с суффиксом -iyy- не дифференцируется на существительное и прилагательное, но получает общее наименование имени относительного. Тем не менее, именно имя относительное чаще выступает в прототипической функции согласованного определения"


 

22

[Белова (в печати), 5]; см. тж. [Гранде 1998, 257-259]. Впрочем, следует отметить, что адъективные значения для моделей с показателем —iyy- более древние, в то время как субстантивация таких имен - более позднее явление.

Г. Ш. Шарбатов указывает также на гораздо более редкий, но подобный по значению суффикс -a\niyy- (ruh\≥a\niyyun "духовный" и ru\h≥iyyun "спиртной, алкогольный; духовный" от ruh\un≥ "дух, спирт"; ^aqla\niyyun "рационалистический" и ^aqliyyun "умственный" от ^aqlun "ум"; см. также примеры из Корана: fawqaniyyun\ "верхний", tah≥ta\niyyun "нижний", но здесь существенно отметить, что эти прилагательные образуются от предлогов, оканчивающихся на -a: fawqa "над", tah≥ta "под") [Шарбатов 1991, 304]. Следует, однако, отметить, что суффикс -a\niyy- восходит, по-видимому, к группе общесемитских суффиксов -a\n-iyy-, ср., напр., аккадские прилагательные reme\\ (< *rah≥m-a\n-iyy-) "милосердный", ba\ranu\[ "мятежный" [Soden 1995, 86].

В аккадском языке также существуют показатели относительности —ê¨y- и -a\¨y-, но они могут относиться как к прилагательному (aééurê¨yum > aééuru\(m) "ассирийский"), так и к существительному (babila\\yum "вавилонянин") [Дьяконов 1991, 88]. Ср. тж. a\la\yu "деревенский житель", qus≥a\yu "зимний"; mahru[(m) "самый передний, первый" [Soden 1995, 85].

В амхарском языке также существуют специальные показатели для образования относительных прилагательных: -a/n}na (}например, fita/n}n}a "передний" от fit "перед", hayla/nna "сильный" от hayl "сила"; этот суффикс имеет также варианты -ta/nna (rabtanna "голодный" от rab "голод"), -ênn}}a (tacên¨n}}a "нижний" от tac "¨низ") и -in}na (}wêcc¨≥in¨≥}n}a "внешний" от wêc¨≥c "¨≥внешняя сторона")), -am/-amma (об этом суффиксе в амхарском языке и подобных показателях в тигринья см. глава 2,1.2.5.5) и некоторые другие, более редкие. Обратим внимание, что Е. Г. Титов в статье, посвященной амхарскому языку, не называет прилагательные с этими суффиксами относительными; функцию относительных прилагательных, согласно утверждению ученого, выполняют существительные со специальным относительным префиксом yê- (напр., yêka/tama/ "городской" от ka/ta/ma "город"). Относительные прилагательные также могут образовываться от существительных с помощью суффикса -awi (напр., nas/≥anna/tawi "освободительный" от nas/≥anna/t "свобода") [Титов 1991a, 78-79 и сл., 88]; [Титов 1991b, 370]. Отметим, однако, что практически для всех прилагательных с указанными суффиксами можно привести существительные, от которых они образованы, они приводятся и в работах Е. Г. Титова.


 

23

1.1.3.0. Степени сравнения в арабском языке

1.1.3.1.   Большой проблемой в вопросе выделения прилагательных в арабском языке
является ситуация со степенями сравнения. Мы видим, что степени сравнения в арабском
языке могут по стандартной форме образовываться от причастий (напр.,
&ad≥allu "еще
больше   сбившийся   с   пути"    [Крачковский   1986,   238]   от   d≥a\llun   "блуждающий,
заблуждающийся") и от существительных - напр., в предложении, сказанном об одном
умершем раннеарабском поэте -
&wa-ka\na (1) &ahkamu≥ (2)-l-^arabi (3)fê (4) zama\ni-hi (5) wa-
&^aru-hum
(6) wa-&axèabu-hum (7) [Hamdan\ê 1931, 229] "и был он (1) мудрейшим (2) среди
арабов (3) в (4) его время (5) и наибольшим поэтом из них (6) и самым красноречивым из
них   (7)"   (éa\^ir-   "поэт",   существительное   образовано   по   модели   действительного
причастия; с другой стороны, мы могли бы перевести форму
&^aru как "лучше (всех)
чувствующий" от
éa\&irun в причастном значении "чувствующий", но, поскольку такая
форма часто  употреблялась  именно  среди  арабских  поэтов,  у  нас  есть  основания
переводить эту форму как "более поэт; наибольший поэт").

Х. Вер также приводит другие примеры образования степени сравнения от субстантивных основ: &atyasu (min) "более подобный козлу, более похотливый (чем)" от tay sun "козел", &alass≥u≥ от lis≥s≥un "вор, грабитель", &aèfalu от èufayliyyun "незваный гость" (В. Фишер приводит значение "прихлебатель, приживальщик" [Fischer 1965, 148]), & alwaèu от lu\èiyyun "педераст", &adallu от dalêlun "вождь" [Wehr 1953, 617-618]. См. тж. пример из поэзии (Шанфара, VI в., "Песнь пустыни", стих 56): wa (1)-^udtu (2) kama (3) \&abda&tu (4) wa (5)-l-laylu (6) &alyalu (7) "и (1) я возвращался (2) таким, как (3) начинал (4) [т.е. целым и невредимым], и (5) ночь (6) [была] мрачная, длинная ("самая ночная") (7)" - здесь снова налицо образование превосходной степени от существительного (цит. по [Гиргас-Розен 1876, 459]); [Гиргас 1881, 742].

Ниже приводится таблица, иллюстрирующая способность степеней сравнения образовываться от самых разных именных моделей, напр.:

 

исходная форма

элатив (или форма суперлатива единственного числа мужского рода)

C1aC2êC3-: 1. kabêrun "большой"

&akbaru

C1aC\2iC3- (форма действительного причастия): 2. qa\èi^un "режущий" 3. éa\^irun "поэт" 4.   da≥\llun   "заблуждающийся"   (у  глаголов   с

&aqèa^u &^aru &ad≥allu


 

24

 

геминированным          вторым         радикалом действительное     причастие     выглядит     как C1aC\2C2-)

 

-iyyun:   5.   èufayliyyun  "непрошенный  гость; прихлебатель"

&aèfalu

muC1aC2C2aC3-       (форма       действительного причастия от II (интенсивной) породы3): 6. mu^aqqadun "узловатый"

&a^qadu

mustaC1C2iC3-        (форма       действительного причастия от X породы): 7.   mustah≥iqqun   "стоящий;"   (у   глаголов   с геминированным   вторым   радикалом   такое причастие выглядит как mustaC1iC2C2-)

&ahaqqu

Форма &ahaqqu≥, разумеется, является в первую очередь элативом/суперлативом от прилагательного h≥aqqun, среди значений которого есть и "подходящий". Однако она может образовываться и от указанной выше сложной причастной формы mustah≥iqqun (см., напр., [Fischer 1972, 68]; [Fischer 1997, 194]).

Форма &awh≥ad- "единственный", скорее всего, является сравнительной от прилагательного wah≥êd- с тем же значением, однако числительное wa\h≥id- "один" также имеет значение "единственный". Было бы логично сделать вывод, что степени сравнения образуются даже скорее от корня, чем от других именных форм. (Известен факт образования модели диминутива C1uC2ayC3-, то есть, по сути дела, "анти-суперлатива", даже от глагольной формы: & ah≥sana "поступить хорошо" - &uhaysana≥ "сделать немножко хорошо" (?); это явление достаточно маргинальное, тем не менее, оно может служить лишним подтверждением того, что некоторые словообразовательные модели образуются в большей степени от корня, чем от другой конкретной модели.) Между тем, М. Годфруа-Демомбин и Р. Блашер считают, что формы "элатива/суперлатива" не могут образовываться от причастий производных пород [Gaudefroy 1952, 98], чему противоречат примеры 6 и 7 таблицы - эти примеры приведены В. Фишером [Fischer 1972, 68], [Fischer 1997, 198], который также приводил пример на следующее распределение: &akramu -"благороднее" от каптип "благородный" и "оказывающий бо;льшую честь" от mukrimun (действительное причастие IV (каузативной) породы) "оказывающий честь" [Fischer 1972, 68]. Ср. у него же &aqèa^u - "отрезающий в особой степени (in besonderem Masse)" от qa\èi^un   "отрезающий"  и  "отрезанный  в  особой  степени"   от  qaèê^un   или  maqèu\^un


 

25

"отрезанный"; &a^ maru - "обитаемый, населенный в особой степени" от ^a\mirun или та'тпгип "обитаемый, населенный" и "долго живущий в особой степени" от mu^ammarun (страдательное причастие II (интенсивной) породы) "долго живущий, долговечный"; &ah≥zamu "решительный, деятельный в особой степени" от ha≥\zimun "решительный, деятельный" и "требующий решительных действий в особой степени" от mahzu≥\mun "нечто, требующее решительных действий, на что следует решиться" [Fischer 1965, 182]. У.Райт утверждает, что "элатив/суперлатив" не может образовываться от отглагольных имен - в таких случаях используются аналитические конструкции с формой "элатива/суперлатива" от "вспомогательного" прилагательного (напр., &aéaddu "сильнее") и отглагольным именем в винительном падеже [Wright 1974, 141] (см. 4.3.1). Нам, однако, представляется, что на основании приведенной выше таблицы можно понять, что форма "элатива/суперлатива" способна образовываться от различных именных форм, в том числе и от отглагольных, дальнейшие же ограничения касаются в большей степени не морфологии, а семантики. К. Брокельманн также замечает, что запрет грамматиков на образование синтетических форм "элатива/суперлатива" от определенных именных моделей нередко игнорируется [Brockelmann 1953, 69].

1.1.3.2. Х. Вер замечает также, что в арабском, как и в других семитских языках, в сравнительных конструкциях прилагательное может выступать в положительной форме: арабский kabêru-hum "больше, чем они; букв. большой их", египетский диалект il-kebêrfê-hum, ср. древнееврейский èo\b mimmenu "\лучше, чем он; букв. хороший, чем он" [Wehr 1953, 567]. Вспомним также прилагательное xayrun "1. Хороший, добродетельный (человек). 2. Хороший, отличный (о любой вещи). 3. Лучший (meilleur, le meilleur)" (ср. тж. субстантивные значения "4. Добро, то, что хорошо, хорошее дело. 5. Добро, имущество; счастье, любой вид ценности") и имя éarrun со значениями "1. Злость, несправедливость. 2. Зло. 3. Вражда, война. 4. Бедность, нищета. 5. Возбуждение. 6. Злой, плохой, более злой, самый злой" [BKI, 653, 1208], которые употребляются как элатив или суперлатив, не меняя модели4 (см., напр., [Fischer 1997, 198]). Напротив, в арабском языке существуют примеры как сравнительных и превосходных, так и положительных значений у форм "элатива/суперлатива", напр., &ahwanu "1. Легкий, нетрудный, не составляющий труда. 2. Более легкий, менее трудный для выполнения, более легко выдерживаемый" [BK II,   1461].   Первоначальное   значение   арабского   элатива   (в   арабском   языкознании

См. раздел 3.1 и сл., посвященный глагольным породам в арабском языке.

4      Однако  в  некоторых  диалектах  эти  прилагательные  в   сравнительном  и  превосходном  значении
приобретают по аналогии формы "элатива/суперлатива", т.е. &axyar и &aéarr соответственно [Grundriss 1982,
106]; также имеет смысл отметить, что от форм множественного числа прилагательного xayrun, выглядящих
как xiya\run, &axya\run, в свою очередь образуется множественное число по модели множественного числа
суперлатива мужского рода -& axa\yiru.


 

26

определяемого как &af^ alu-t-tafd≥êli [Wehr 1953, 569] (букв. "&af^ alu предпочтения"); У.Райт переводит это как "the form &af^ alu denoting preeminence" [Wright 1974, 140] ("форма &af^ alu, обозначающая превосходство")) Х. Вер определяет как stark affektbetonter Positiv, pra/dikativ im isolierten Gebrauch [Wehr 1953, 568-569] ("сильно выделенная положительная степень, предикативная в изолированном употреблении"). Для иллюстрации этого тезиса Х. Вер приводит среди прочего арабскую пословицу aé-éamsu (1) & arh≥amu (2) bina\ (3) "солнце (1) для нас (2) полностью милосердно (3)" [ibid, 575], не говоря об общеизвестном &allahu \&akbaru "Бог велик" - в этих примерах форма "элатива/суперлатива" выступает как именная часть сказуемого в независимой позиции, то есть без сравнения (в отличие от &akbaru minhu "больше чем он") и без указания на превосходство (в отличие от &akbaruhum "самый большой из них"). (Между тем арабские ученые настаивают на невозможности употребления элатива/суперлатива изолированно, без артикля или сопряженного состояния [Fleisch 1961, 414]). А. Фляйш замечает, что в сравнительных конструкциях могут использоваться словоформы h≥aqqu, kullu, jiddu, стоящие в сопряженном состоянии при смысловом прилагательном в положительной форме (напр., hada \(1) l-^a\limu (2) h≥aqqu (3) l-^alimu\ (4) "этот (1) мудрец (2) мудрейший (3)") (форма jiddu в современном арабском выглядит как jidda, что для классического арабского синтаксически невозможно -аккузатив не может выступать в качестве именного сказуемого) [Fleisch 1961, 409].

Обратим вслед за Х. Вером также внимание на группу прилагательных, обозначающих местоположение и по форме также относящихся к "элативу/суперлативу". При этом они не имеют специально превосходных значений и сосуществуют с однокоренными прилагательными тех же значений, образованных по другим моделям: ' aymanu "правый" (необязательно "крайний правый" или "более правый") (ж.р. yumna\) (ср. yamênun; в словаре А. де Биберштейна-Казимирского форма &aymanu не засвидетельствована), &aysaru (yusra) "\левый", &a ^la (\^ulya\) "верхний" (ср. ^alin\, в [BK II, 356] форма &a^la\ имеет только превосходные значения; корень ^LY), &asfalu (sufla) "нижний" (ср. safilun\), &adna (\dunya) "\ближний" (ср. danin\, daniyyun в [BK I, 740] форма &adna\ имеет только превосходные значения; корень DNW/Y),& aqs≥a\ (quswa≥) "\дальний" (ср. qasiyyun≥; корень QS≥W), &ab^adu (bu^da) "\дальний" (ср. ba^êdun; в [BK I, 142] форма &ab^adu имеет только превосходные значения или другую семантику), &awsaèu (wusèa) "\средний" (ср. wasêèun); сюда же можно отнести также прилагательные &awwalu (&u\la) "\первый" и 'ахаги ('ихга) "\последний" [Wehr 1953, 585]. Заметим, что все они, по сути дела, имеют изначальную "превосходную" семантику или, точнее, значение, связанное с крайними точками, пределами (прилагательное "средний", очевидно, означает "находящийся в самой   середине").   Все   эти   прилагательные   также   употребляются   как   в   позиции


 

27

положительной степени, так и в двух остальных. Это еще одно подтверждение вторичности "элатива/суперлатива"; тем не менее, эти формы не перестают быть специальными регулярными формами арабских имен со значением "интенсивности".

1.1.3.3.   В   арабских  диалектах  мы  также  можем  наблюдать  образование  степеней
сравнения по той же модели от причастий (иранский, сирийский murêh≥ "удобный" (модель
действительного причастия IV породы) - & aryah≥ "удобнее", также приводится пример
muhimm "важный" (та же модель) - &ahamm "более важный, важнее" [Шарбатов 1991,
302]), существительных (иранский, сирийский h≥ma\r "осел, глупец" - & ah≥mar "глупее"
(форма,  омонимичная  прилагательному  со  значением   "красный"  в  мужском роде),
суд. Щап "дьявол" -
&aéèan "подлее") [там же] и даже от устойчивых словосочетаний (в
йеменском  диалекте:   &abh≥an   "более   вовремя"   от  bi-h≥ên   "вовремя"   (дословно   "при
времени"))5.   Кроме   того,   во   многих   арабских   диалектах   мы   можем   видеть,   что
сравнительную функцию могут иметь и прилагательные, стоящие в положительной
форме: марокканский/алжирский хпуа (1)
kbêr (2) ^aleyya/^lêya (3) "мой брат (1) старше (2)
меня (3)", суд. al-guèèiyya (1) (2) ^alya (3) min (4) dêk (5) "эта (2) хижина (1) выше (3) той
(5)" [там же]. Также встречаются случаи образования составных степеней сравнения по
схеме "простое прилагательное + "больше/меньше": сауд. Ыууа (1) ta^bana (2) \&aktar (3)
minni (4), марокканский heyya (1) ^ayyana (2) ktar (3) \mênni (4) "она (1) усталая (2) более
(3) чем я (4)" [там же]; см. тж. [Мишкуров 1982, 86-87], [Мишкуров-Рауфова 1992, 67].

1.1.3.4.  Интересно, что в тагальском языке, в котором прилагательные нередко сложно
отличить морфологически не только от существительных, но и от глаголов, показатели
степеней сравнения также могут присоединяться как к основе прилагательного, так и к
основе существительного и реже глагола; однако прилагательные в этом случае получают
еще один специальный дополнительный показатель. В случае со сравнительной степенью
речь идет о префиксе ma-, который вообще является важным деривационным средством
прилагательных [Шкарбан 1995, 168 и сл.].

Ср. также ситуацию в большинстве самодийских языков: ненецкий сава "хороший" - саварка "более хороший", сарьо "дождь" - сарьорка "более сильный дождь" и пр. [Мещанинов 1945, 216].

Распространен взгляд, что изменение по степеням сравнения во многих языках вообще носит лексический характер, образуя новую лексическую единицу, содержащую количественное   изменение   качественного   признака,   и   не   является   критерием   для

5 Здесь уместно вспомнить, что В. М. Жирмунский приводит примеры раннего для многих языков употребления сравнительной степени от существительных: древне-русский бережhе, скотhе, зверhе, т.е. качественнее, чем ныне - здесь В. М. Жирмунский ссылается на А. И. Потебню; санскрит brahmê:jas от brahmiéèhas "брамин"; средне-верхне-немецкий noeter от not "нужда" [Жирмунский 1946, 184].


 

28

выделения прилагательных в отдельную часть речи (ведь степени сравнения могут образовываться, например, и от наречий) (см., напр., [Мещанинов 1945, 216-217]). Напротив, Я. Г. Тестелец утверждает, что категория степени сравнения бывает свойственна только прилагательным [Тестелец 1990, 93], однако приведенные выше данные арабского языка противоречат этому положению и дают основание говорить о стертости границы между существительными и прилагательными в этом языке (впрочем, схожую ситуацию мы могли наблюдать и в других языках, см. выше).

Вспомним перечисленные в 0.1 параметры, на основании которых делается заключение об историческом неразличении существительных и прилагательных в индоевропейских языках. Почти все они характерны и для арабского языка, причем на синхронном уровне - общие формы склонения, общие именные основы, практически полное отсутствие специфических адъективных словообразовательных показателей, кроме показателя относительного имени, образование степеней сравнения от практически любых именных основ, способность прилагательных к субстантивации и существительных к адъективации. Таким образом, различить существительные и прилагательные в арабском языке можно лишь в отдельных синтаксических позициях.

1.2.0. Синтаксический критерий

1.2.1.   Прототипическими     функциями     для     прилагательных     являются     функции
согласованного определения, именного сказуемого, именной части сказуемого. При этом
во всех этих функциях могут выступать и существительные. Даже в случае с функцией
согласованного определения могут возникнуть проблемы с выделением прилагательных,
опять же в силу отсутствия особых морфологических моделей - так, Я. Г. Тестелец
приводит словосочетание
rajulun (1) jamêlun (2) как пример зыбкости границы между
приложением и атрибутом в арабском языке - этот пример можно трактовать как
"красивый (2) мужчина (1) или как "красавец-мужчина", т. е. у нас нет данных для того,
чтобы   определить,   играет   ли   так   называемое   прилагательное
jamêlun   здесь  роль
согласованного определения или приложения [Тестелец 1990, 82]6 (достаточно сравнить
такую конструкцию с qamêsun (1) har≥êrun (2), букв. "рубашка (1) шелк (2)", т.е. "шелковая
рубашка" - ср. то же в аккадском языке: kilêlum (1) kaspum (2) "серебряный (2) венец (1)",
букв. "венец серебро" [Дьяконов 1991,  104];  [Soden 1995, 233]). Такой факт весьма
затрудняет решение проблемы выделения прилагательных, поскольку мы видим, что одно
имя (напр., "красивый/красавец" в приведенном выше примере) присоединяется к другому
имени (напр., "мужчина") и дополнительно поясняет его значение, и мы не можем


 

29

различить, имеет ли "присоединяемое" имя субстантивное значение или адъективное. При этом, по всей видимости, если мы не можем отличить существительное от прилагательного, мы также не можем ставить вопрос о том, действительно ли "поясняемое" имя ("мужчина") заполняет в этом случае валентность атрибута/приложения ("красивый/красавец").

Часто прилагательные можно отличить от существительных только с помощью контекста (пример: al-qa\la\tu (1)-l-xabêtatu (2) li-l-xabêtêna (3) wa-l-xabêtuna\ (4) li-l-xabêta\ti (5) "речи (1) порочные (2) - для порочных (3) [людей], а порочные (4) [люди] - для порочных (5) [речей]" [Белова (в печати), 9]). Некоторые имена, обозначающие, например, человеческое качество, могут выступать в позициях подлежащего или прямого дополнения, и мы вновь сталкиваемся с проблемой, определить ли их как прилагательные или как существительные. См. в [Юшманов 1985, 78]: "прилагательное без прилагаемого равносильно существительному <...>, а при частом или постоянном опущении или подразумевании прилагаемого становится самым обычным существительным". Отдельные прилагательные можно выделить лишь по их семантике (например, muxtalifun "разный, различный").

В. М. Алпатов предлагает выделять среди синтаксических частей речи7 "приименное" и "прилагательное". "Приименными" ученый называет такие лексемы, которые специализированы только в функции определения (такой термин принят в японистике), "прилагательными" - лексемы, употребляемые в функции определения и обстоятельства без специальных транспозиторов - грамматических показателей, соответствующих переходу слова в другой класс (такие лексемы также встречаются в японском языке) [Алпатов 1990б, 37-38]. По всей видимости, по такой классификации арабские прилагательные относятся к "именам" - синтаксическим частям речи, специализированным в функции подлежащего и дополнения, но могущих выступать в позиции определения. (Впрочем, в таком случае для русского языка при некоторых условиях объединения словоформ в лексемы и выделения грамматических частей речи прилагательные также относятся к "именам").

1.2.2. Помимо указанных выше прототипических функций прилагательных, в арабском языке существуют "функции, которые можно было бы охарактеризовать как нетривиальные - специфические функции в словосочетании и предложении" [Белова (в печати), 8]. Это так называемые функция спецификации (tamyêz-) и функция характеристики действия (в этой функции прилагательное выступает как согласованное

6 Ср. тж. [Гранде 1998,262]; [Kurylowicz 1961, 141-142].


 

30

определение к масдару - отглагольному имени). Обе эти функции свойственны только прилагательным (и адъективизированным причастиям).

Примеры на функцию спецификации: rajulun (1) h≥asanun (2) wajhan (3) или rajulun

(1)  hasanu≥ (2)-l-wajhi (3), или также ar-rajulu (1)-l-hasanu≥ (2)-l-wajhi (3) (важно, что в этой
конструкции оба члена генитивной конструкции могут стоять в определенном состоянии,
в то время как в обычном случае в определенном состоянии может стоять только второй
член) "красивый мужчина" (букв. "мужчина (1), красивый (2) лица (3)" или "мужчина (1),
красивый (2) лицом (3)", или "красиволикий (2-3) мужчина (1)") [Шарбатов 1991, 322],
ra&aytu-kum (1) qabêhata≥ (2)-l-manzari≥ (3) taqêlata (4)-s-≥s≥ubh≥ati (5) (букв. "я увидел вас (1)
гадкими (2) внешностью (3), тягостными (4) общением (5)", т.е. "Я увидел, что ваша
компания имеет отвратительный внешний вид и тягостна в общении"), kullu (1) marad≥in

(2)   таЧпти  (3)-s-sababi (4) mawju\du (5)-é-éifa\&i (6)  (букв.  "всякая (1) болезнь (2),
известная (3) причиной (4), найдена (5) лекарством (6)", т.е. "От всякой болезни, причина
которой известна, можно найти лекарство") (цит. по [Белова (в печати),  14]). Здесь
прилагательные    (или    адъективизированные    причастия)    связаны    по    смыслу    с
существительными, стоящими после них, а существительные, характеризуемые   этими
прилагательными,     выступают    в    роли    несогласованных    определений     к    ним
(существительные могут быть в неопределенном состоянии и винительном падеже или в
определенном состоянии и родительном падеже - в этом случае конструкция имеет вид
обычной  для  арабского  языка  идафы  -  генитивной  конструкции);   при  этом  сами
прилагательные  могут  выступать  в  роли  согласованных  определений  к  именам,  с
которыми они непосредственно по смыслу не связаны (в первом примере прилагательное
согласуется с существительным rajulun "мужчина"; во втором примере прилагательные
согласуются с местоимением kum "вас", а вернее - с опущенным существительным
женского рода jama^at- "компания"; в третьем примере прилагательные согласуются
местоимением kull- "всякий", которое относится к существительному marad≥- "болезнь").
Прилагательное в функции спецификации всегда фигурирует вместе со следующим за
ним уточняющим существительным и при этом может выступать во всех позициях,
характерных для имен [Гранде 1998, 328, 345];
[Fischer 1965, 145]; [Grundriss 1982, 70].
Э. Н. Мишкуров  указывает,  что  эту  конструкцию  нередко  называют  "конструкцией
формального примыкания", однако было бы правильнее называть ее "конструкцией
неполного (разнонаправленного) согласования" [Мишкуров 1979, 22].

7 Синтаксические части речи выделяются по иным принципам, чем морфологические, но безусловно коррелируют с ними.


 

31

Эта конструкция рассматривается в упоминавшейся в 1.1.1 работе А. Гая наряду со специфическими для прилагательных конструкциями в других семитских языках: аккадском с присоединением к прилагательному специального показателя -am (damqam (1) ênim (2) "хороший (1) глазом (2)") и некоторых других. Особенно хотелось бы отметить важное различие между существительными и прилагательными сирийского языка, касающееся оформления статусов: утверждается, что только у прилагательных предикативный статус отмечается нулем, а обычный статус отмечается показателем -a\, в то время как для существительных оба статуса отмечаются показателем -a (\lah≥ma\ (1) m_èaéya\ (2) bassêm (3) "хлеб (1) спрятанный (2) сладок (3)" (Prov. 9:17), ср. d_malka\ (1) (&)na (2) bUyisrayel (3) "что царь (1) я (2) в Израиле (3)" (2 Sam. 19:22)) [Gai 1995, 4-6].

Примеры на функцию характеристики действия в арабском языке: d≥araba-hu (1) darbatan≥ (2) wa-s≥araxa (3) s≥arxatan (4) ^az≥êmatan (5) (букв. "ударил его (1) ударением (2) и вскрикнул (3) вскриком (4) великим (5)", т.е. "Он ударил его, и тот вскрикнул громко"), wa-kana\ (1) &abu-\hu (2) h≥arêtatu (3) qad (4)jazi^a (5) ^alayhi (6)jaz^an (7) éadêdan (8) (букв, "и был (1) отец его (2) Хариса (3) уже (4) печалился (5) о нем (6) печалением (7) сильным (8)", т.е. "И его отец Хариса уже давно сильно печалился о нем") (цит. по [Белова (в печати), 18, 19]). Здесь прилагательные относятся по смыслу (и выступают в качестве согласованных определений) к именам действия - масдарам, которые употребляются при глаголах (а иногда и причастиях), от корней которых они образованы (т. н. внутренний объект или figura etymologica), часто для выражения интенсивности действия (и масдары, и прилагательные в этих конструкциях находятся в неопределенном состоянии и в винительном падеже) (см. тж. [Мишкуров 1979, 15-16]).

2.0. Прилагательные цвета и физического признака в арабском языке

2.1.      Несмотря на то, что, как мы показали выше, морфологически четко выделить

прилагательные в арабском языке проблематично, мы все же можем указать среди большого количества словообразовательных моделей прилагательных в арабском языке по крайней мере одну, которую имеет смысл рассматривать в качестве присущей в первую очередь именно прилагательным. Имена, входящие в данную группу, могут иметь субстантивные значения, однако базовая семантика у словообразовательных показателей этой группы, по всей видимости, адъективная. Эта группа является основным предметом рассмотрения в настоящей работе. Речь идет о так называемых "прилагательных цвета и физического признака".


 

32

В арабском языке существует группа прилагательных, семантически близких между собой и морфологически отличающихся от всех остальных прилагательных. Эти прилагательные могут обозначать цвет (&ahmaru≥ "красный") или физический признак (как недостаток - &ah≥dabu "горбатый", так и просто выдающуюся особенность - &afra^u "волосатый"). Для этих прилагательных на данный момент не придуман подходящий термин. Уже понятно, что называть их прилагательными цвета и физического недостатка (или цвета и порока [Юшманов 1998, 255]) не совсем верно (см. ниже); Х. Вер употребляет вариант Farben und korperliche Gebrechen ("/цвета и телесные недостатки"), затем, впрочем, уточняя второе значение как ko/rperliche Eigenschaften ("телесные особенности") [Wehr 1953, 570]; В. Фишер [Fischer 1965, 2]; [1972, 66] причисляет их к обозначениям цвета и формы (Farb- und Formenbezeichnung) или цвета и особенностей формы тела (Farben und korperliche Formeigenschaften), /понятие "формы" в данном случае несколько расплывчато и также не охватывает всей лексики (так же и термин Eigenschaftbezeichnungen - "обозначения особенностей"), равно как и название "прилагательные цвета и внешнего признака" (здесь мы выражаем особую благодарность А. Ю. Милитареву, который обратил наше внимание на то, что прилагательное со значением "немой" вряд ли может являться "прилагательным внешнего признака"); таким образом приходится удовольствоваться также не совсем удовлетворительным термином "прилагательные цвета и физического признака"; примерно так же называет эти прилагательные А. Фляйш (couleurs et particularite;s physiques) [Fleisch 1961, 408].

Г. Ш. Шарбатов утверждает, что в современном арабском языке такие прилагательные "очень редко используются для описания положительных качеств или состояния (например, семейного) человека" и приводит примеры &ahyafu "стройный" и &a^zabu "холостой, холостяк" [Шарбатов 1991, 300]. Однако примеры из классических арабских текстов дают нам основание утверждать, что обозначение положительного качества для этих прилагательных в классический период не являлось редким (см. более подробное изложение этой проблемы в 2.9.2). В текстах мы находим достаточно большое количество рассматриваемых нами прилагательных, обозначающих физический признак с явной положительной коннотацией, напр., ^antarah bnu-Éadda\d: 54.16: (al-g;azalu (1)... &ag;annu (2) malêh≥u (3)-d≥-dalli (4)) &ah≥waru (5) &akh≥alu (6) (&azajju(7)) naqiyyu (8)-l-xaddi (9) &ablaju (10) &ad^aju (11) "(газель (1)... говорящая в нос (2), красивая (3) кокетством (4),) черноглазая (5), черноокая (6), (с тонкими и длинными бровями (7),) чистая (8) щекой (9),


 

33

с несросшимися бровями (10), с большими черными глазами (11)" [Полосин 1995, 58]8; см. тж. [Fischer 1965, 5-6].

2.2. Особенно существенно то, что прилагательные этой группы имеют не только общую семантику, но и общие, отличные от других имен словообразовательные показатели. Наличие особых показателей - важнейший критерий для обособления этих прилагательных среди других имен арабского языка.

Образование форм у этой группы прилагательных выглядит следующим образом: форма мужского рода единственного числа - &aC1C2aC3u, форма женского рода единственного числа - C1aC2C3a\&u, форма общего множественного числа (в отличие от большинства других имен, имеющих отдельные формы множественного числа для мужского и женского родов) - C1uC2C3un (примеры: "красный": м.р. &ahm≥aru9, ж.р. ha≥mra\&u, мн.ч. hu≥mrun; "горбатый": м.р. &ah≥dabu, ж.р. h≥adba\&u, мн.ч. h≥udbun; "волосатый": м.р. &afra^u, ж.р.far^a\&u, мн.ч. fur^un; в случае если первый радикал - &, форма мужского рода будет начинаться с (пример: "бурый": м.р. &a\damu, ж.р. &adma\&u, мн. ч. &udmun); в случае если второй радикал - слабый (w или y), форма множественного числа будет содержать долгий u или i соответственно (примеры: "имеющий глубоко запавшие глаза": м.р. &axwas≥u, ж.р. xaws≥a\&u, мн.ч. xu\s≥un; "белый": м.р. &abyadu≥, ж.р. bayd≥a\&u, мн.ч. bêd≥un)).

Формы двойственного числа у этих прилагательных образуются так же, как и у всех остальных имен - посредством прибавления в именительном падеже показателя -a\ni и в косвенном -ayni; в женском роде двойственного числа конечный -&- основы между двумя долгими -a\- меняется на -w-: &aswadu "черный" - &aswada\ni "два черных", s≥afra\&u "желтая" - s≥afra\wa\ni "две желтых".

Форма мужского рода единственного числа совпадает с формой элатива (или мужского рода единственного числа суперлатива) - ср. "более": &akbaru; "величайший": м.р. &akbaru, ж.р. kubra\, м.р. мн.ч. &aka\biru, ж.р. мн.ч. kubraya\tu (от kabêr- "большой". Ср. полный список возможных встречающихся форм суперлатива в мужском и женском роде единственного, двойственного и множественного чисел (в именительном падеже) в работе X. Вера: 'аС^аСзи (м.р. ед.ч.), С^иСгСзй (ж.р. ед.ч.), 'аС^СгаСзйш (м.р. дв.ч.), С^иСгСзауаш (ж.р. дв. ч.), 'аС^СгаСзппа, 'аС^аСгЮзи (м.р. мн.ч.), С^иСгаСзи, С^СгСзауаШ (ж.р. мн.ч.) [Wehr 1965, 572]. Отметим, что среди перечисленных выше форм встречаются

Лексема g;azalun "газель" по-арабски мужского рода, хотя в данном случае обозначает женщину. 9 Приводя примеры на словообразовательные модели, мы будем выделять полужирным шрифтом словообразовательные показатели - к ним относится все, кроме консонантного корня, флексии и показателя неопределенного состояния -n, то есть гласные основы, долготы и геминация или редупликация, в случае геминации полужирным шрифтом мы будем выделять второй из двух одинаковых согласных, в случае редупликации — второй из слогов с повторяемым согласным; флексию мы будем выделять только в особых случаях.


 

34

такие, которые имеют стандартные и частотные внешние показатели рола и числа - -u\na и -a\tu, присоединяющиеся, как правило, к именам, относящимся к людям; у форм прилагательных цвета и физического признака таких показателей нет, что также важно с точки зрения их отличия от других имен. Случается, что одна и та же форма от одного и того же корня может иметь значение как рассматриваемое нами, так и сравнительное, напр., &ah≥sabu "1. Более уважаемый, более признанный. 2. Рыжий, рыжеволосый (человек). 3. Рыжий, смешанный с белым и черным (верблюд). 4. Прокаженный. 5. В достаточной мере заменяющий другого" [BK I, 424]. По всей видимости, это пример очень частой для арабского языка омонимии корней - ср. глагольные формы ih≥sabba "иметь шерсть рыже-бело-черного цвета (о верблюдах)" с одной стороны и h≥as aba "2. Быть достаточным, хватать для кого-то", h≥asuba "быть признанным, уважаемым" - с другой [ibid., 423-424]. А. де Биберштейн-Казимирский приводит также пример для корня со вторым слабым радикалом - HWL - ≥от которого элатив и прилагательное физического признака образуются по одной модели, но в первом случае - &ah≥yalu "более хитрый" - в качестве второго радикала выступаетy, а во втором - &ahwalu≥ "1. Имеющий косые или раскосые глаза. 2. Косой, страдающий косоглазием" - выступает w [ibid., 520]. Подобное распределение на данном этапе нам больше не встретилось, и мы предполагаем, что это также примеры на два разных корня. В арабском языке слабые радикалы - W и Y -нередко взаимозаменяемы. Ср., например, h≥uwwalun "хитрый, коварный"; h≥iwalun "1. Хорошее зрение, хорошие глаза", haylun≥ "1. Хорошее зрение, хорошие глаза" [ibid., 519-520].

Кроме того, нередко модель &aC1C2aC3- может обозначать и физический признак, и интенсивную степень ("элатив/суперлатив") такого физического признака, в том случае если этот же физический признак обозначается прилагательным, образованным по другой модели. В. Фишер уточняет, что в данном случае прилагательное, образованное по другой модели, обозначает признак как таковой, в то время как прилагательное, образованное по модели &aC1C2aC3-, означает нечто вроде "характеризуемый, выделяющийся, отличающийся именно этой особенностью" ("durch eine (bestimmte) Eigenschaft besonders charakterisiert"), напр.: &arwa^u "особенно отличающийся вызыванием страха" ("durch schreckenerregend besonders charakterisiert"), т.е. "обладающий нравом или внешностью, вызывающими страх" ("von schreckenerregendem Charakter oder Aussehen") и "вызывающий страх в особой степени" ("screckenerregend in besonderem Masse") от ra\&i^un "вызвыающий страх" ("schreckenerregend"), &aéja^u "особенно отличающийся мужеством" ("durch mutig besonders charakterisiert"), т.е. "мужественного нрава" ("von mutigem Charakter") и "мужественный в особой степени" ("mutig in besonderem Masse") от éuja\^un


 

35

"мужественный" ("mutig") [Fischer 1965, 65]. По мнению В. Фишера, эти примеры показывают, что прилагательное физического признака модели &aC1C2aC3- -"адъективированный" элатив.

Иногда можно найти у прилагательных модели &aC1C2aC3- формы иного вида: напр., "толстый": м.р. 'афсати и 'афсатти (поэтический вариант) [BK II, 13]; "шелудивый": м.р. &ajrabu, мн.ч. jarba\ (параллельно с правильным jurbun) [BK I, 274]; "бурый": м.р. &a\damu, мн.ч. &udmanun\ (параллельно с правильным &udmun) [ibid., 19] (между тем В. Фишер называет форму C1uC2C3a\nun среди стандартных для рассматриваемой модели [Fischer 1972, 66, 225], приводя в пример среди прочего как раз словоформу &udma\nun); "куцый": м.р. &abtaru, ж.р. butra\&u (первый гласный u вместо ожидаемого a) [BK I, 82]; "грациозно склоняющийся": м.р. &ajdalu, мн.ч. &aja\dilu (ср. форму множественного числа мужского рода суперлатива!), ж.р. jadla\&u, мн.ч. judlun [ibid., 266]; "имеющий покалеченную спину и плечи": &ajzalu, ж.р. juzla\&u, мн.ч. jazlun (первые гласные у последних двух форм - u вместо ожидаемого a и a вместо ожидаемого u соответственно) [ibid., 290]; "весь": м.р. &ajma^u, мн.ч. &ajma^u\na (вместо ожидаемого jum^un) [ibid., 328]; "узкий (о каналах внутри человеческого тела)": м.р. &ad≥azzu, мн.ч. d≥uza\zun (вместо ожидаемого d≥uzzun) [BK II, 26]; "одноглазый": м.р. &a& waru, мн.ч. 'пгип (стандартное), ^uwara\nun, ^iyara\nun [ibid., 406]; "не имеющий растительности": м.р. ' amraèu, мн.ч. murèun (стандартное), miraèatun [BK II, 1092]; "имеющий большие и красивые глаза, большой и красивый (о глазе); широкий": м.р. &anjalu, мн.ч. nujjalun, nija\lun [BK II, 1207]. Для имени &awjalu со значением "боящийся кого-л." стандартная форма женского рода jawla' и в словаре А. де Биберштейна-Казимирского приводится с пометой incorrect, предпочтение отдается форме wajilatun [BK II, 1493]. Имя &aqaddu со значением "1. Ровно подрезанный у конечностей (напр., перья внизу стрелы). 2. Украшенный перьями (древко стрелы). 3. Не украшенный перьями" имеет наряду с обычной формой множественного числа quddun форму qida\dun [BK II, 694]. См. тж. пример в [BK II, 245]: имя &a^zalu "1. Отделяющийся от других и держащийся особняком; уединяющийся. 2. Безоружный; не носящий оружия, в особенности не имеющий копья. 3. У кого обычно хвост склоняется набок (что является недостатком). 4. Одинокий холмик в песках. 5. Облако, не дающее дождя. 6. Порция мяса, которую сохраняют для отсутствующего. 7. У кого нет кости, называющейся h≥arqafatun" имеет наряду с ^uzlun следующие формы множественного числа: ^uzzalun, ^uzla\nun, &a^za\lun, ma^a\zêlu; форма женского рода ^azla\&u со значением "1. Зад, ягодицы (у четвероногого животного). 2. Отверстие бурдюка или мешка с провизией" имеет отдельные формы множественного


 

36

числа ^aza\lê, ^aza\la\. Имя &am^azu со значениями "1. Жесткий (земля). 2. С большим количеством щебня (земля)" имеет форму множественного числа &ama\^izu (ср. с моделью "элатива/суперлатива"), при форме женского рода ma^za\&u указаны формы множественного числа mu^zun (стандартная) и ma^zuwa\tun [BK II, 1127]. Также имя &a^ ma имеет при значениях "1. Слепой, страдающий слепотой. 2. Темный, в котором ничего не видно. 3. Находящийся в поре спаривания (верблюд). 4. Жара, наиболее сильная в полдень" формы множественного числа ^umyun и ^umya\nun, а при значениях "1. Безумные, слепые. 2. Невежественные, глупые. 3. Пустыни, места, где нельзя найти ни поселений, ни знаков, по которым путник может направляться. 4. Большие, длинные, большого роста" форму 'а'та'ип [ВК II, 374]. Кроме того, в поэзии форма множественного числа может иметь вид C1uC2uC3un (например, "красный": м.р. &ah≥maru, мн.ч. h≥umurun) - это поэтический прием, результат требования стихотворного размера.

Но такие отклонения не особо часты, при этом у многих таких прилагательных имеются одновременно как канонические, так и периферийные формы множественного числа: например, "шелудивый": м.р. &ajrabu, мн.ч. jurbun, jarba\, &aja\ribu. Между тем, В. Фишер отмечает, что у упомянутого прилагательного &ajrabu существуют две формы женского рода: наравне со стандартной jarba\&u встречается также jarba, образованная по модели женского рода прилагательного вида C1aC2C3a\nu [Fischer 1965, 210] (ср. sakra\nu "пьяный" - sakra\ "пьяная"), однако в словаре А. де Биберштейна-Казимирского вторая из указанных форм женского рода не приводится. В словаре А. де Биберштейна-Казимирского мы находим даже пример семантического распределения разных моделей для одной формы - для прилагательного &ah≥maru "красный" приводится две формы множественного числа: & ah≥a\miru (по модели суперлатива) и h≥umrun (стандартная), первая из них употребляется в том случае, если речь идет о чем-либо красном от природы, а вторая - если речь идет о чем-либо покрасневшем, покрашенном в красный цвет или красноватом [BK I, 490]. Впрочем, на данном этапе это единственный пример подобного распределения форм. Подробнее о вариантах образования форм см. раздел 6.1.

Отметим также нередкие случаи, когда различные прилагательные модели &aC1C2aC3- со схожей семантикой имеют частичные корневые совпадения - они могут иметь один или два общих радикала, напр.: & abraéu, &abraqu, &ablaqu, &abqa^u "пятнистый", &arbadu, &armadu и &arqaéu, & arqamu, &arqaèu "в пятнах, в точках, в разводах", &ag;baru, &ag;basu, &agbat;u, &abg;atu "пыльный, пыльно-серый, пыльный и грязный, грязно-бурый", &aqtaru, &aqtamu "пыльный, дымный", &axéanu, &axéabu "твердый", &ajradu, &amradu, &amraèu, &amlaèu, & amladu, &amlas≥u, & amlasu, &aèlasu "гладкий, безволосый", & as≥ammu, &a^jamu, &abkamu "глухой, немой", &as≥faru, & as≥h≥aru, & as≥hamu≥, & as≥habu "желтый" [Fischer


 

37

1965, 69]. Впрочем, в арабском языке достаточно много случаев подобной синонимии при совпадении радикалов в разных корнях; совпадающие части корня, состоящие из двух согласных (нередко это могут быть также не одни и те же согласные, но близкие по месту образования), в некоторых работах называются двухбуквенными ячейками - на это указывали еще древнеарабские филологи, см. также [Юшманов 1985, 42]; [Гранде 1998, 49]. Ср. значения некоторых слов, однокоренных с названными выше прилагательными: baraéun "1. Маленькие пятна на теле лошади, другого цвета, чем общая масть. 2. Пятна на коже", baraqa "блестеть, светить, быть блестящим", baliqa/baluqa "1. Быть пестрым, быть двух цветов, белого и черного. 2. Иметь белые до колен ноги (о лошади)", baqi^a "быть пестрым из белого и черного" [BK I, 111, 115, 163, 150]. Ср. также примеры на подобные ячейки среди других корней: xarama "проколоть", xaraqa "сделать отверстие; разорвать", xaraèa "вырезать, вытачивать", хагаЫ "поцарапать", xaraza "просверлить, прошить (кожу шилом)", xarata "проколоть", xaraba "разрушить" [Гранде 1998, 49]. Отметим все же, что среди приведенных выше примеров для рассматриваемых прилагательных в предпоследней группе со значением "глухой, немой" совпадает лишь один согласный -[m].

2.3.0. Особенности семантики рассматриваемых прилагательных

2.3.1.0. Эпитеты

2.3.1.1.    Прилагательные,   составляющие   основную   тему   настоящей   работы,   могут
относиться к людям (напр., для описания красоты предмета любви в арабской поэзии:
&abyadu≥ "белый, красивый, красавица", &axyafu "стройный, стройная", &axyafu l-xas≥ri
изящной   талией",  
&aswadu   l-&ajfa\ni   "черный   веками,   с   черными   веками",   &alma
"обладающий смуглыми губами, со смуглыми губами" [Фролова 1984, 23-24]), животным,
предметам, созданным природой и человеком. Последнее касается прилагательных не
только  цвета,  но  и  физического  признака (здесь,  возможно,  понятие  "физический"
действительно не совсем годится) - напр.,
^antarah bnu-Éadda\d: 11.4: sayfê (1)... la\ (2) &afalla
(3) wa-la\ (4) fuèara\\ (5) "меч мой (1)... не (2) зазубренный (3) и не (4) треснувший (5)"; T≥arêf
bnu-&abê-Wahb: 2.2: qad (1) h≥a\la (2) duna-hu (3) tura\\bun (4) wa-zawra\&u (5)-l-maqa\mi (6)
dah≥u\lu (7) "препятствовала (2) доступу к нему (3) земля (4) и косая (5) положением (6)
могила с нишей в стене (расширяющаяся книзу) (7)"; al-H≥uèay&ah: 114.1: &a^maltu (1)
mi^walê (2) fa-sa≥\daftu (3) julmudan (4) mina (5)-s\≥-s≥axri (6) &amlasa\ (7) "я пускал в ход (1)
кирку (2) и нашел (3) скалу (4) из (5) камней (6) гладкую (7)" [Полосин 1995, 378, 212-213,
451]. Интересно, что некоторые из таких прилагательных являются даже терминами
арабского   стихосложения   (напр.,   
&atlamu   "щербатый;   обозначает   форму  fa^ u\lun,


 

38

подвергнутую усечению первого огласованного согласного", & a^dabun "лишенный рога; обозначает форму mufa\^alatun, принявшую вид mufta^ilun" и пр.) [Фролов 1991, 310].

2.3.1.2.   В. Фишер замечает, что рассматриваемые нами прилагательные физического
признака в первую очередь характеризуют соответствующую часть тела, а затем уже
обладателя такой особенности, напр.: &atla^u "длинный" (шея) и "длинношеий" (человек,
газель);
&azraqu "с отливом" (глаз) и "имеющий глаза с отливом" [Fischer 1965, 56].

2.3.1.3.  В книге Н. Н. Пурцеладзе [1990, 44-52] приводится подробный список эпитетов из
арабской классической поэзии с указанием, к какому предмету, животному или лицу они
относятся (речь в книге идет о специфическом для арабской поэзии приеме - замещении
определяемого  слова эпитетом  (см.  также 5.2.1),  поэтому указаны не  все  эпитеты,
встречающиеся в арабской поэзии, но лишь те, которые могут замещать определяемые
ими  имена,  выступать вместо  них).  Примеры,  использованные  в работе,  взяты  из
знаменитого сборника арабской доисламской поэзии "Муаллакат" (составлен в
VIII веке
н.э.). Среди этих эпитетов встречаются и рассматриваемые нами прилагательные. Укажем
их: для людей: "женщина" -
éamèa\&u "седая", bêd≥un "белые", &ahwa≥\ "имеющая темные губы
=   газель   =   девушка";   "мужчина"   -   & aglabu;   "имеющий   толстую   шею   =   лев   =
могущественный человек, вельможа"; "пастух" - &a^jamu "иноплеменный"; "неимущие,
голь   (или  земля,   засуха,   голод)"   -
jabra\&u   "пыльный";   для   частей  лица  и  тела
(Н. Н. Пурцеладзе перечисляет их вслед за эпитететами, относящимися к людям): "рот,
губы" - &alma\ "темно-красный"; "щека" - &asyalu "гладкая"; "пальцы" - rufs≥un "нежные,
немозолистые (неогрубевшие)"; "волосы" -
éêbun "седые"; "конь" - &adhamu "черный",
jurdun "короткошерстые", éu^tun "лохматые"; для животных: "верблюд, верблюдица" -

^aéwa\&u "подслеповатая", Шип "стельные", &aklafu "рыжеватый (или имеющий сморщенное от возбуждения лицо)", julhun "огромные", хпгип "имеющие обильное молоко", 'атуа'и "ослепшая", &udmun "светлые", futlun "крепкие", ^awja\&u "выгнувшаяся"; "газель" - ^ênun "большеглазые", &ah≥wa\ "имеющая темные губы и веки"; "онагр" -& ah≥qabu "белобрюхий"; "собака (или волк)" - g;udfun≥ "вислоухие", gubsun; "серые"; "овца" - zahra\&u "белая"; "лев" - g;ulbun "имеющие толстую шею"; "страусиха" - & az^aru "малошерстый", &arbadu "темно-серый"; "горный козел" - g;us≥mun "имеющие на ногах белое пятно"; "ноги (антилопы)" - s≥um^ u l-ku^u\bi "с узкими щиколотками" (пример на функцию спецификации, дословно "узкие щиколотками"); для явлений природы: "пальма" - jarda\&u "короткошерстая"; "склон (гора)" - dafwa\&u "крутой"; "скала, утес" - xalqa\&u "крепкая и гладкая одновременно"; "камень (для очага)" - summun≥ "глухие"; "гора, хребет" - & ar^anu "имеющая вершину", 'аЫа'и "гранитная"; "облако" - s≥ahba\&u "золотистое", huèlun "проливающие"; для предметов: "меч" - ra^ la\& u "длинный", bêdun≥ "белые"; "копье" -


 

39

&asmaru "темное"; "кольчуга (или боевой отряд10)" - xad≥ra\&u "зеленая (от ржавчины)"; "кувшин" - &azharu "блестящий"; "бурдюк" - &adkanu "темного цвета"; "игральная стрела" - &as≥faru "желтая".

Указанный прием характерен не только для доисламской, но и для всей средневековой арабской поэзии; см., напр., у одного из выдающихся арабских поэтов Абу Нуваса (VIII-IX вв. н.э.) для понятия "вино" в качестве замещающих используются эпитеты "красное" (h≥amra\&u), "желтое" (safra\&u), "золотистое" (s≥ahba\&u), "белое" (bay da \&u), "голубое" (zarqa\&u), "седое" (éamè;a\&u) [указ. соч., 250-251]. Как мы видим, здесь все же достаточно много эпитетов не только цвета, но и физического признака, относящихся к неодушевленным предметам - природным явлениям или артефактам.

Там же указываются случаи употребления одних и тех же эпитетов для замещения различных предметов, животных, лиц и пр. [указ. соч., 54-56]; приведем те из них, которые образуются по модели, рассматриваемой нами: &abyad≥u, bayd≥a\&u "белый, белая" -"меч", "человек" (безупречной репутации), "женщина" (благородного происхождения), "газель, антилопа", "битва, бой"11, "кольчуга"; & ajradu "короткошерстый (гладкий)" -"конь", "пальма", "пика"; &ahwa≥\ "темно-(зеленый, синий, фиолетовый, коричневый)" -"газель", "волосы", "конь"; h≥alqa\&u "крепкая и гладкая" - "скала", "небо"; &adhamu "черный" - "конь", "сосуд для вина", "верблюд"; s≥ahba\&u "золотистый, рыжий" -"верблюдица", "вино", "облако"; &udma (\периферийный вариант формы женского рода) "светлая" - "верблюдица", "антилопа"; ^awja\&u "выгнувшаяся" - "верблюдица", "лошадь", "дикий осел"; &adkanu "темного цвета" - "бурдюк", "вода". Отметим и здесь возможность замещения этими эпитетами неодушевленных предметов и даже "событий" ("битва"), обратим внимание на форму h≥alqa\&u, замещающую понятия "скала" и "небо", в ее списке отсутствуют одушевленные существа.

Н. Н. Пурцеладзе замечает, что большая часть эпитетов является "украшающими", т.е. такие эпитеты имеют сверхположительную коннотацию [указ. соч., 52], среди этих примеров упоминаются и рассматриваемые нами прилагательные.

В указанной работе также приводится список собственно прилагательных модели &aC1C2aC3u/C1aC2C3a\&u/C1uC2C3un, выступающих в роли замещающего эпитета [указ. соч., 95]: &atla^u "длинношеий", &ah≥addu "легкий", & ah≥qabu "белобрюхий", &ah≥wa "\имеющий темные веки и губы", &adkanu "темного цвета", &adhamu "черный (вороной)", &arbadu "темно-серый", & ar^anu "имеющий вершину", &arwa^u "чуткий", & az^aru "малошерстый", &asmaru "темный",  &as≥faru "желтый",  &a^h≥amu "иноплеменный", & a^lamu "отмеченный

10     По всей видимости, имеется в виду боевой отряд, одетый в зеленые от ржавчины кольчуги.

11      По-видимому, белая от цвета мечей.


 

40

знаком", &ag;yadu "рыхлый", &aklafu "рыжеватый", &alma\ "темно-красный";& adma\& u/&udmun "светлая/светлые", jarda\& u/jurdun "короткошерстая/короткошерстые", xad≥ra\&u "зеленая", xalqa\&u "крепкая и гладкая", dafwa\&u "крутая (кривая)", ra^ la\& u "длинная", zaxra\&u "белая (блестящая)", éamèa\&u "седая", s≥ahba\&u "золотистая", 'аЫа'и "гранитная", ^aéwa\&u "подслеповатая", 'атуа'u "слепая", ^awja\&u "выгнувшаяся", g;abra\&u "пыльная", wajna\&u "дородная"; bêdun≥ "белые", хпгип "имеющие обильное молоко", éumtun "лохматые", s≥ummun "глухие", 'щтип "имеющие на ногах белое пятно", g;ulbun "толстошеие".

Н. Н. Пурцеладзе показывает, что некоторые из этих замен имеют параллели в поэзии других языков: так, "зеленый" в арабской поэзии замещает "боевой отряд" или "кольчугу", в старофранцузской поэзии обозначает "щит"; "белый" обозначает "женщину благородного происхождения", "благородного человека" в арабской, исландской и сербской поэзии [указ. соч., 239-240].

2.3.2.0.  Оттенки значения

2.3.2.1.  Мы видим большую проблему в характеристике и описании прилагательных с
таким значением, как, например, "высокий" или "толстый", которые нельзя с полной
уверенностью поставить в один ряд с более очевидными прилагательными физического
признака,   такими   как   "хромой"   или   "большеглазый".   Прилагательные   с   такими
значениями,    как   "большой",    "длинный"   или   "тонкий"    встречаются   как   среди
образованных по рассматриваемой нами модели, так и среди образованных по другим
моделям, по которым образуются имена и совсем другой семантики, напр., d≥axmun
"толстый, огромный"; jalalun "огромный"; sujuh≥un/sujh≥un "ровный, гладкий (о дороге)" и
пр., не говоря уже об одной из самых продуктивных именных моделей kabêrun "большой"
[Гранде 1998, 79, 81, 83, 87, 85]. Возможно, различие между такими прилагательными,
входящими в группу 'аС^гаСзи и не входящими в нее, заключается в том, что в первом
случае прилагательные относятся, как правило, к живому существу, во втором же они
обозначают признаки, применимые ко всему (как различаются в русском языке "рослый"
и "высокий"). Заметим, однако, во-первых, что в арабском языке имена для животных как
правило не объединяются вместе с именами для людей по морфологическому принципу -
например,   прилагательные,   согласующиеся   во   множественном   числе   с   именами,
обозначающими людей, обычно либо выступают в особой форме множественного числа
(h≥ukkamun (1) kibarun\ (2) "большие (2) судьи (1)" от каЫгип "большой"), либо (в случае с
причастиями) принимают показатели множественного числа, присущие одушевленным
именам (h≥ukkamun (1) ^a\rifu\na (2) "знающие (2) судьи (1)"), а согласуясь с именами,
обозначающими животных,  они выступают в форме женского рода (но kila\bun  (1)


 

41

kabêratun (2) "большие (2) собаки (1)", ср. éajaratun (1) kabêratun (2) "большое (2) дерево (1)"). Во-вторых, вспомним, что и среди рассматриваемых нами прилагательных есть значения, присущие именно неодушевленным предметам (см. 2.3.1.1 и сл.).

Отметим также, что форма множественного числа C1uC2C3un для прилагательных цвета и физического признака употребляется для обоих родов как одушевленных (людей и животных), так и неодушевленных имен (ср. rija\lun bêd≥un "белые мужчины", kila\bun bêdun "белые собаки", &asya\fun bêd≥un "белые мечи"), каковой факт также должен свидетельствовать в пользу обособленности рассматриваемой группы

2.3.2.2.      Помимо     всего     прочего,      прилагательные     рассматриваемой     модели
'аС^СгаСзи/С^аСгСза'и/С^иСгСзип могут иметь иные значения, не связанные с цветом или
физическим признаком - это может быть результат своеобразного развития семантики
(например,     &abqa^u    "пятнистый;    покрытый    пятнами    проказы;    забрызганный,
обрызганный
(человек, достающий воду из колодца)"), но нередко это может быть
единственное значение (например,
&ah≥maqu "глупый").

2.3.2.3.  По всей видимости, для носителей арабского языка должно быть что-то общее
между  цветом  и  физическим  признаком,  такой компонент значения,  на основании
которого    такие    прилагательные    образуются    по    одной    модели    (скорее    всего,
прилагательные цвета приобрели такую модель таким же способом, как и прилагательные
физического признака). В. Фишер предлагает более или менее очевидное, лежащее на
поверхности объяснение - цвет и физический признак (ученый, впрочем, говорит только о
физическом недостатке) суть качества, легко различимые глазом
(eye-catching qualities)
[Fischer  1997,  192]; ср., впрочем, 2.1 - признаки "немой" или "глухой" глазом не
различимы, разве что можно предположить, что они образованы по той же модели, что и
"слепой" или "хромой" по аналогии, но такое утверждение будет слишком смелым; тем
более, что признаки "большой" и "высокий", чаще выражаемые другими моделями,
различимы глазом. Несмотря на это, мы имеем основание опираться на мысль В. Фишера,
которая, кстати, противоречит идее А. Вежбицкой о том, что существительные, в отличие
от прилагательных, называют сущности хорошо ощущаемые
(highly visible, noticeable)
[Wierzbicka 1986, 356] - в ситуации с арабскими прилагательными все, похоже, наоборот.
(Не следует, однако же, забывать, что В. Фишер, подробно рассматривая прилагательные
данной модели, изначально отделяет прилагательные со значением цвета от всех прочих -
см. также 2.9.1 и сл.). К. Брокельманн предлагает, на наш взгляд, более подходящее общее
значение: прилагательные цвета и физического признака обозначают сильно выдающуюся
особенность
(stark anhaftende Eigenschaft) [Brockelmann 1953, 40].


 

42

2.3.3. В арабской лексикографии можно встретить специальные труды, посвященные физическим особенностям человека и окружающей природы. "Бедуин веками наблюдал за различными состояниями и переходами окружавших его флоры и фауны. Он мобилизовал все богатство изобразительных средств арабского языка для передачи многообразия их нюансов. <...> У истоков арабской лексикографии лежит ряд трудов небольшого объема, буквально пестрящих "верблюжьими" примерами <...>, а обилие слов, связанных с верблюдом, воспринимается почти анекдотически. В палитре красок для обозначения предметов окружающего мира у бедуина также находят отражение многие понятия, связанные с человеком, животными, птицами, насекомыми, деревьями, кустарниками, травами и т.п. Число одних только названий лексикографических сочинений обо всем, что с этим связано, не поддается охвату" [Рыбалкин, 1990, 24-25]. Автор приводит в качестве примера различные лексикографические труды, посвященные физическим особенностям человека, лошади, других животных. Очевидно, что в таких трудах встречается и описывается довольно большое количество рассматриваемых нами прилагательных. Однако, судя по процитированной работе, там не проводится четкого деления на способы образования имен для обозначения предметов окружающего мира и их особенностей12. (Что касается семантики, то в таких трудах приводятся не только имена для обозначения внешности, но также и разные наименования для собственно человека или лошади, "связанные" с ними междометия, и прочие слова, уже мало относящиеся к физическим особенностям - для лошади это, например, способы верховой езды, навыки владения при этом оружием.) В процитированной выше работе В. С. Рыбалкина нет сведений о каком-либо специальном лексикографическом труде, посвященном рассматриваемым нами прилагательным. Точно так же в арабских трудах, посвященных формо- и словообразованию, не акцентируется значение тех или иных способов образования. Из этого следует, видимо, сделать вывод, что арабская лингвистическая традиция не выделяла такие прилагательные в отдельный класс или подкласс, учитывая одновременно их семантику и форму.

2.4.0. Имена, образованные по сходным моделям

2.4.1.   Б. М. Гранде отмечает, что по модели &aC1C2aC3-, помимо рассматриваемых нами
прилагательных и форм элатива и суперлатива мужского рода единственного числа,
образуются имена абстрактные (&azmalun "жужжание" (в словаре А. де Биберштейна-
Казимирского для этой формы приводятся значения "мало различимый, неясный шум,

12 "Судя по немногим из сохранившихся таких "гиппологических словариков" <...>, их материал расположен без видимых формальных принципов" [там же, с. 25.].


 

43

нечистый звук" (ср. &izmawlatun и &uzmu\latun "кричащий" (в особенности о горных козлах)) и "семья, дом" (ср. zamalatun, &azmalatun) [BK I, 1013-1014]), &afkalun "содрогание" (в словаре А. де Биберштейна-Казимирского формы &afkalun и &ifkilun означают "страх, дрожь, которой охвачен боящийся" (ср. mafku\lun "охваченный страхом" по модели пассивного причастия первой породы) и "зеленый дятел" [BK II, 625]), &awlaqun "безумие" (ср., однако, в словаре А. де Биберштейна-Казимирского форму mu&awlaqun "сумасшедший, охваченный приступом безумия", возможно, в данном случае мы имеем дело с четырехконсонантным корнем [BK II, 1605]) [Гранде 1998, 93], см. также [Fischer 1965, 204-205]. Что касается имен конкретных, приводимых Б. М. Гранде в качестве примеров подобной модели (&arnabun "заяц", &af^an "змея", & armalun "вдовец; не имеющий средств к существованию" [Гранде 1998, 93]), то ни об одном из них мы не можем с определенностью сказать, что &- не является здесь частью корня (насчет лексемы &arnabun см., напр., [Fleisch 1961, 408]; см. тж. [Barth 1967, 222]). Первичным именем, которое может быть образовано по соответствующей модели, имеет смысл считать числительное & arba^un "четыре" (ср. ra\bi^un "четвертый"); В. Фишер приводит также имя &atlabun "гравий" с вариантом &itlibun [Fischer 1965, 204] ; см. тж. [Barth 1967, 222] (в словаре А. де Биберштейна-Казимирского ни одна из этих двух форм не засвидетельствована). В. Фишер пишет также о нескольких именах той же модели: &abhalun - в классическом арабском название плода, в современном арабском представлен в значении "безрассудный, легкомысленный" с вариантами &ablahu (в классическом арабском эта форма имела значение "наивный, беззаботный, безобидный") и & ahbalu словаре А. де Биберштейна-Казимирского формы &abhalun и &ahbalu не представлены); ' ajdalun "крепко закрученный, крепкий" (в словаре А. де Биберштейна-Казимирского эта форма имеет вид & ajdalu, но при этом, как было показано выше, набор форм несколько отличается от стандартного набора для прилагательных цвета и физического признака указанной модели [BK I, 266]), а также название хищной птицы; &axyalun, возможно, также название хищной птицы, В. Фишер указывает, что значение "особенно выделяющийся отметиной" ("durch ein Mal besonders charakterisiert"), даваемое арабскими лексикографами в виде & axyalu (в таком же виде эта форма дается в словаре А. де Биберштейна-Казимирского со значениями: "1. Имеющий знаки красоты xalun \на лице (qui a des signes, des grains de beaute; xalun au visage). 2. \мн. &axa\yilu Белый сокол из хорошего гнезда. 3. Тот, у кого лучше, живее воображение, чем у другого. 4. Высокое мнение о себе, высокомерие, надменность13. 5. мн. xêlun Птица с пятнистыми перьями, воспринимаемая как плохое предзнаменование" [BK I, 658]), ему в текстах не встретилось,

13 См. это же значение в [Barth 1967, 222].


 

44

напротив, он указывает на контекст с формой &axyalan, которая не может быть формой имени &axyalu [Fischer 1965, 206-207]. К этой же группе В. Фишер относит также имя hawjalun "вызывающий страх, страшный", которое он сближает с прилагательным &awjalu подобного значения [ibid., 207-209]. Между тем в словаре А. де Биберштейна-Казимирского указанные формы имеют разные значения: &awjalu "боящийся кого-л.", кроме того, форма wajla\&u для женского рода указана как неправильная, в качестве лучшего варианта приводится форма wajilatun, каковой выбор, по всей видимости, немотивирован, поскольку такая форма не является стандартной для обозначения женского рода у прилагательных модели &aC1C2aC3-; hawjalun (отметим, что приводится вариант с нунацией; данная форма приводится для корня HJL) "1. Идущий быстрым, ускоренным шагом (верблюдица). 2. Превосходный проводник, знакомый с дорогами. 3. Тяжеловесный, с медленной походкой. 4. Глупый. 5. Большой, длинный и глупый, во всем действующий с поспешностью, некстати и неловко. 6. Медленный, тяжелый и вялый шаг. 7. Очень длинная ночь. 8. Пустыня, в которой нельзя найти никакого знака, по которому мог бы направляться путник. 9. Остаток сна, желание спать у человека, который неудачно поспал. 10. Якорь. 11. Женщина с очень широкой вагиной. 12. Бесстыдная, распутная женщина" [BKII, 1493, 1394].

Принципиальное отличие названных имен с окончанием -un от модели для прилагательных цвета и физического признака с окончанием -u см. в подразделе 2.5.

У. З. Кариев указывает, что модель 'аС^аСзи является также моделью для имени действия (масдара), абстрактного имени и конкретного имени [Кариев 1966, табл. 1].

Некоторые модели разбитого множественного числа также начинаются на &a-: &abh≥urun от bah≥run "море", &arjulun от rijlun "нога", &aqfulun от quflun "замо;к", &aqdumun от qadamun "ступня", &adru^un от dira\^un "локоть"; &aéxas\un≥ от éaxsun≥ "личность", &aèfa\lun от èiflun "ребенок", &aqfa\lun от quflun "замо;к", &amèa\run от maèarun "дождь", &anma\run от namirun "тигр", &arèa\bun от ruèabun "свежие финики", &aènabun\ от èunubun "веревка", &ash≥a≥\bun от s≥a\hibun≥ "друг", &aéra\fun от éarêfun "благородный"; &aè^imatun от èa^a\mun "пища", &atribatun от tura\bun "пыль", &aslih≥atun от silah\≥un "оружие", &arg;ifatun от rag;êfun "лепешка", &a^midatun от ^amudun\ "колонна"; &as≥diqa\&u от sad≥êqun "друг" [Гранде 1998, 279, 280, 282]. Очевидно, впрочем, что в случае с прилагательными, являющимися основным объектом рассмотрения в нашей работе, показателем не может являться &a- сам по себе, но по крайней мере сочетание &a-a-. То же следует сказать и о показателе для формы женского рода, каковым является не -a\&-, но сочетание -a-a\&-. Таким образом, приводя здесь и ниже примеры, в которых мы находим лишь части указанных показателей, мы не стремимся сближать их с прилагательными цвета и физического


 

45

признака и также не претендуем на открытие субморфов или "подпоказателей" в арабском языке (см., однако, обсуждение проблемы общесемитского префикса &V- - глава 2, 1.1.4.1 и сл.). В данном случае мы лишь обращаем внимание на некоторые особенности арабского именного словообразования.

2.4.2. Помимо основы формы женского рода прилагательных цвета и физического признака, на -a\&- в арабском языке заканчиваются основы форм множественного числа от имен одушевленных мужского рода (напр., С^иСгаСза'и - ^ulama\&u "ученые", &aC1C2iC3 - & aqriba\&u "родственники" (эта форма, как можно видеть, имеет также префикс &a-)), а также различные основы имен женского рода, в том числе и с адъективными значениями (при этом не имеющие формы мужского рода): jixxlra'и (однако есть и вариант fixxêra\, см. ниже) "гордость", s≥ahra\&u "пустыня", tala\ta\&u "вторник" (в [BK I, 233] эта форма дается как tulta\&u или tula\ta\&u; см. ниже) [Юшманов 1998a, 239, 240, 242]; qas≥ba\&u "камыш, тростник", èarfa\&u "разновидность дерева", h≥alfa\&u "разновидность водорослей" [Barth 1967, 392]; h≥asna\&u "красивая" (здесь, впрочем, возможна контаминация с "элативной" (интенсивной) формой &ahsanu≥ (мн.ч. &aha≥\sinu)), haèla\&u "сильный и продолжительный (о дожде)" [Wright 1974, 185]; fahSa'и "внушающая ненависть" и пр. (есть также варианты nufasa\&u/nafasa'и "роженица") [Fleisch 1961, 315]; отглагольные имена jirriya\&u "течение, ход", tu^aba\&u "зевота", Ьа'кика'и "шум", хиуаШ'u/xuyala\\'u "высокомерие, гордость", d≥a\ru\ra\&u "необходимость". Ср. тж. форму ^arba\&u в словосочетании al-^arabu l-^ arba\&u "арабы чистой расы". Некоторые имена модели С^аСгСза' со значением местности имеют варианты с формой мужского рода &aC1C2aC3u: &abèahu≥ и baèh≥a\&u "гравий и грубый песок, осаждаемый на мелком месте в русле реки в вади", &am^azu и ma^za\&u "земля, покрытая большими и маленькими обломками камня" [Fischer 1965, 210]. Иногда встречаются прилагательные женского рода на -a\&-, образованные от прилагательных на -anu\ - jadla\&u "радостная" (от jadla\nu), h≥ayra\&u (наравне с h≥ayra\) "растерянная, изумленная" (от h≥ayranu\) [Wright 1974, 185] - здесь, по-видимому, также пример контаминации с формой женского рода на -a\ (см. также 2.2). В. Фишер утверждает, что такая контаминация для прилагательных редка; напротив, среди субстантивных значений встречается большое число примеров на дуплетные формы C1aC2C3a/C\1aC2C3a\&u: hayja\/hayja\& u "суматоха во время битвы", tarba\/tarba\&u "земля, пыль", sah≥ra\/ s≥ahra≥\&u "открытая равнина" [Fischer 1965, 210]. Ср. тж. контаминацию среди других форм, оканчивающихся на -a\/-a\&-: ^ihibba\/^ihibba\&u "лучшие годы жизни", jufurra\/jufurra\& u "покров почки соцветия женской финиковой пальмы", sumayha/\sumayha\&u "солнечная пыль, нечто, не иеющее ценности" [Fischer 1965, 210], sulah≥fa, \sulah≥fa\&u (а также sulahfa≥\tun) "черепахи" [Fischer 1972, 37]. В. Фишер отмечает также, что в других семитских языках также наличествует подобная


 

46

контаминация показателей -a\/-a\&-. Ученый также считает, что показатель -a\&- есть склоняемый вариант показателя -a\, где -&- является протетическим между долгим гласным и флексией, что вполне свойственно для арабского языка; доказательством этому служит, например, тот факт, что заимствованные из арамейского названия дней недели изначально оканчивались на показатель особого состояния (status emphaticus) -a-,\ напр. арамейский 'агЪ'а = арабский 'агЪа'а'и "среда" [Fischer 1965, 210-211, 37]. А. Г. Белова уточняет, что вариант -a\&- является более поздним, чем вариант -a\, поскольку, в отличие от последнего, принимает падежные флексии [Белова 1999, 123].

Тем не менее, в результате мы видим распределение моделей: С^аСгСза'и в качестве формы женского рода для &aC1C2aC3u и С^аСгСза - для C1aC2C3a\nu. Как уже было указано выше, для адъективных значений они, как правило, не смешиваются (ср., впрочем, некоторые примеры такого смешения в 2.7.8). М. Годфруа-Демомбин и Р. Блашер замечают, что существительное sah≥≥ra\&u "пустыня" развилось из формы женского рода от прилагательного &as≥haru≥ "желтый" и выступало изначально в виде согласованного определения к существительному женского рода & ard≥un "земля", которое позже отпало (см. однако выше вариант sah≥ra)\14; форма bayda\&u с тем же значением образовалась по аналогии от корня BYD "теряться" [Gaudefroy 1952, 113]; ср. значения в [BK I, 1313-1314]: &as≥haru≥ "1. Белый, смешанный с красным. 2. Рыжеватый", s≥ah≥ra\&u "1. форма женского рода от (fe;m. de) &as≥h≥aru. Белая, смешанная с красным. 2. Рыжеватая, бурая. 3. мн. (pl.) s≥ah≥a\ra, s\≥ah≥ar\ê, sah≥≥ra\wa\tun, s≥ah≥arun. Лишенное растительности поле, широкая и пустынная равнина". См. также, например, формы мужского рода hirba≥\&un "хамелеон", h≥izba\&un "каменистая область", sihwa\&un "часть (ночи)"; h≥uwwa\&un "разновидность растения", qu\ba\&un "лишайник", muzza\&un "вино определенного качества" - эти имена мужского рода единственного числа отличаются от всех прочих, имеющих показатель -a\&- и относящихся к женскому роду или множественному числу, см. подраздел 2.5 [Fischer 1972, 37]; [Kurylowicz 1961, 159].

2.4.3. По модели C1uC2C3- (форма множественного числа рассматриваемых прилагательных) образуется достаточно много имен: имена "первичные", т.е. простейшие (Б. М Гранде называет их "имена конкретные") (&udn- "ухо", rumh≥- "копье", ku\b- (из *kuwb-) "чаша"), имена действия (масдары, т.е. уже производные) и имена абстрактные (tuql- "тяжесть", qubh≥- "безобразие", ruhb- "боязнь"), названия дробей (tult- "треть", rub^-"четверть") [Fox 1996, 297], прилагательные (редко) (sulb≥- "твердый", h≥ulw- "сладкий", murr- "горький"); бывают чередования с моделью C1uC2uC3- - &udn- и &udun- "ухо" [Гранде 1998, 79-80] (Дж. Ц. Фокс отмечает также, что указанная модель выступает в дуплетах с


 

47

моделями C1aC2aC3-, C1aC2C3-, C1iC2C3-: buxl-, baxl- и baxal- "слепота", wuld-, wild-, wald-и walad- "ребенок", sufl- и sifl- "нижняя часть" [Fox 1996, 294, 259, 277]). Есть не очень частые случаи образования по этой модели форм множественного числа от других имен -&usdun (более частый вариант &usudun пример уже упоминавшейся в 2.2 мены полногласия и неполногласия) от & asadun "лев", du\run от da\run "дом" (корень DWR) и пр. [там же, 277]. У. Райт приводит примеры образования множественного числа по такой модели от моделей C1aC2aC\3-, C1iC2aC\3- и C1uC2a\C3-, образованных от глаголов со вторым радикалом w (^awa\nun - 'ппип "замужняя женщина средних лет", siwa\run, suwa\run - su\run "браслет"; в этом случае эта модель также может пересекаться с C1uC2uC3-: siwakun\ -sukun\, suwukun "зубочистка"), и от модели действительного причастия C1aC\2iC3-, также образованных от глаголов со вторым радикалом w (ha\&ilun - Шип "опорос", ^a\&ièun - ^u\èun, но также и ^êèun "не рожающая в течение нескольких лет"; здесь также встречаются пересечения с моделью C1uC2uC3-: fa\rihun - furuhun, furhun; также naqatun\ - nu\qun "верблюдица") [Wright 1974, 200]. М. Годфруа-Демомбин и Р. Блашер приводят примеры и для обычных корней и некоторых других моделей: kita\bun - kutbun (однако более частотной является форма kutubun здесь снова пересечение моделей) "книга", qad≥êbun -qud≥bun "жезл" (упоминается также модель C1aC2u\C3-) [Gaudefroy 1952, 185]. А. Фляйш упоминает, что классический арабский грамматист Сибавейхи считал модель множественного числа C1uC2C3- диалектной. В поэзии случается как редукция модели C1uC2uC3- в C1uC2C3-, так и, наоборот, растяжение модели C1uC2C3- в C1uC2uC3- [Fleisch 1961, 478]. У. Райт отмечает интересный факт: прилагательные женского рода jam^a\&u, kat^a\&u, bas^a\&u и bat^а'и, значащие "весь" образуют формы множественного числа соответственно juma^ u, kuta^u, bus≥a^u и buta^u, значащие "все вместе" - с гласным [a] после второго радикала и без нунации [Wright 1974, 200]. (В [BK I], [BKII] такие значения даются только для первых двух форм.)

В. Фишер сближает с прилагательными модели &aC1C2aC3- несколько прилагательных, образованных по другим моделям, изначально обозначавших масти лошадей и заимствованных из персидского языка (указанные ниже формы и переводы приводятся в монографии В. Фишера [Fischer 1965, 222], если не упомянут другой источник): jawnun "пестрый, сильно окрашенный" (см. тж. в словаре А. де Биберштейна-Казимирского "1. Темно-красный. 2. Черный. 3. Белый" [BK I, 359]), kumaytun "гнедой" (см. тж. в словаре А. де Биберштейна-Казимирского "1. Караковый" [BK II, 928]), wardun "соловый" (см. тж. в словаре А. де Биберштейна-Казимирского "5. Розовый. 6. Рыжий, рыжеватый, среднего цвета между kumaytun и &aéqaru (о лошади). 7. Лев (рыжий)" [BK II,

14 Ср., однако, родственное аккадское имя s≥e\rum "пустыня, степь, открытая местность" [Whiting 1981, 17].


 

48

1518], возможно, "соловый"). Сюда же В. Фишер причисляет также прилагательные ha≥érun "худой", kattun "2. Густой, сгущенный (жидкость). 3. Густой, обильный (борода)" [BK II, 865]. Все эти прилагательные образуют форму множественного числа по модели C1uC2C3-, так же, как и прилагательные модели &aC1C2aC3-: junun\, kumtun, wurdun, hu≥érun, kuttun (ср. &ah≥maru - h≥umrun); впрочем, прилагательное kumaytun имеет также форму множественного числа kama\tiyu [BK II, 927], прилагательное war dun имеет также форму множественного числа wira\dun [BK II, 1518], прилагательное каШп имеет также форму множественного числа kita\tun [BK II, 865]; В. Фишер упоминает также имена taèèun и rahnun, также образующие подобные формы множественного числа, однако словарь А. де Биберштейна-Казимирского не дает таких форм, при этом форма tuèèun приводится для прилагательного &ataèèu "имеющий редкую бороду, малую растительность на подбородке" [BK I, 223]. Формы женского рода у этих прилагательных образуются с помощью наиболее распространенного среди имен арабского языка показателя -at-.

2.5.0. Проблема двухпадежности

2.5.1.   Здесь следует подробно остановиться на важной для арабского языка проблеме
двухпадежности.   В   отличие   от   большинства   имен   арабского   языка,   имеющих   в
единственном числе три падежа (именительный на -u, родительный (и припредложный)
на
—i и винительный на -a), существует несколько групп имен, имеющих в единственном
числе, но только в неопределенном состоянии лишь два падежа: именительный на -u и
косвенный на -a15. (В двойственном и множественном числе арабские имена имеют два
падежа.) Кроме того, такие имена в неопределенном состоянии не принимают ну нацию -
стандартный   для   большинства   имен   арабского   языка   показатель   неопределенного
состояния   —n,   ставящийся   после   падежной   флексии.   В   остальных   состояниях   -
определенном (с определенным артиклем) и сопряженном (перед именем обладателя) -
эти имена имеют все три падежных окончания. К двухпадежным именам относятся, в
частности, прилагательные цвета и физического признака (в мужском и женском роде) и
формы сравнительной и превосходной степени (в мужском роде единственного числа),
этим  они   отличаются   от  указанных  выше   имен,   образованных  также  по  модели
&aC1C2aC3u-;   имена  женского  рода,  у  которых  основа  оканчивается  на  a\&-  также
двухпадежные (см. .2.4.2) (ср. тж. в 2.6.1 имена, начинающиеся на ^a- трехпадежного

15 Возможно, здесь уместнее было бы говорить о двуморфности, а не о двухпадежности в буквальном смысле слова, точно так же, как проблематично говорить, например, о неизменяемых существительных в русском языке (пальто и пр.), что они однопадежны, поскольку для большинства имен мы выделяем определенное количество грамматических падежей. Тем не менее, в настоящей работе мы будем при рассмотрении этой проблемы придерживаться терминологии, принятой в отечественной арабистике.


 

49

склонения, соответствующие рассматриваемым нами прилагательным - ^atjalun и &atjalu "пузатый").

Также в эту группу входят: формы разбитого множественного числа, образованные по модели C1awa\C2iC3u (напр., fawa\risu "всадники") и С^аСгаЛСзи (jaza\&iru "острова"), а также другие подобные им модели множественного числа, состоящие из четырех слогов и имеющие те же огласовки, напр., ma&a\rifu, формы разбитого множественного числа по модели C1uC2aC3- от C1uC2C3a {киЪаги от kubra "\великая"), формы разбитого множественного числа, оканчивающиеся на -а'и (С^иСгаСзй'и и &aC1C2iC3a\&u), так же как и форма женского рода прилагательных, составляющих основной предмет настоящей работы (wuzara\&u "министры", &as≥diqa\&u "друзья"), имена, оканчивающиеся на -a \(dikra "память", dunya\ "мир, вселенная", формы разбитого множественного числа C1aC2C3a (qatla\ "убитые") и С^аСгаСза (kasa\la\ "ленивые")) (у этих имен падежные окончания, по-видимому, отпали, так что отнесение их к группе "двухпадежных" имен производится в арабистике по причине отсутствия нунации - по сути дела, эти имена "беспадежные"), прилагательные модели С^аСгСзшш (при условии, что форма женского рода у этих прилагательных - C1aC2C3a\) (sakra\nu "пьяный") (подробнее об этих именах см. 2.7.8), числительные разделительные по моделям matlatu и tulatu, некоторые мужские и женские имена собственные (T≥arafatu, ^imranu\, &ibra\hêmu, Yazêdu, ^umaru, ^aqrabu, Sufya\nu; Fa\èimatu, Zaynabu, Hindu (вариант Hindun)), некоторые топонимы и гидронимы (Mis≥ru "Египет", Halabu≥ "Халеб", Had≥≥ramawtu "Хадрамаут"; Dijlatu "Тигр") [Гранде 1998, 293-296]; [Юшманов 1998b, 253-254] (имеет смысл подчеркнуть, что большинство названных выше имен собственных являются заимствованиями). Н. В. Юшманов в работе, посвященной непосредственно двухпадежным именам, вышедшей в 1941 году и переизданной в 1998 году, отмечает также, что арабские числительные трехпадежны в вещественном значении, но двухпадежны в отвлеченном значении математических величин (talat\atun (1) tufarriju (2) l-qalba (3) "три вещи (1) увеселяют (2) сердце (3)", но tis^atu (1) &aktaru (2) min tama\niyata (3) "девять (1) больше (2) восьми (3))"), что позволяет арабским филологам рассматривать числительные во втором примере как собственные имена, равно как и двухпадежные поэтические олицетворения - barratu "Благочестие" и fajratu "Нечестивость". Н. В. Юшманов также относит к двухпадежным именам, оканчивающиеся на неизменяемый —i (эти имена не склоняются, однако для ученого здесь важно непринятие ими нунации): такие собственные имена, как Sibawayhi, Zafa≥\ri, Faja\ri [Юшманов 1998b, 254].

Полемизируя   с   К. Брокельманном,   который   утверждал,   что   двухпадежное склонение является арабской новацией, Н. В. Юшманов, напротив, считает его более


 

50

древним, чем трехпадежное16, сопоставляя это со способами образования женского рода: более древний способ - мена показателя, более поздний - присоединение стандартного -at-: g;adba≥\nu, gad;≥ba "\гневный", но ^uryan\un, ^uryan\atun "голый"17; &aswadu, sawda\&u "черный", но & armalun, &armalatun "вдовец". Далее он утверждает, что двухпадежность является пережитком языкового состояния, когда не было специального показателя для определенности - артикля, и таким образом двухпадежные имена представляют собой группы имен, определенных либо по содержанию (заимствованные собственные имена; имена собственные, образованные от глагольных форм и др.), либо по форме (имена, содержащие родовые показатели, в т.ч. прилагательные цвета и физического признака женского рода). К именам, определенным по форме, Н. В. Юшманов относит и формы по модели &aC1C2aC3-. Ученый полагает, что эта модель является совпадением двух разных моделей - *&aC1uC2aC3- (элатив/суперлатив, ср. форму женского рода C1uC2C3a)\ и *&aC1aC2aC3- (цвет и физический признак, ср. форму женского рода C1aC2C3a\&-), считая префикс &a- некоторым эквивалентом или компенсацией родового показателя или, что более вероятно, показателя определенности. (Подробнее об этом см. глава 2, 1.1.4.2; в любом случае следует полагать, что этот префикс является усилительным, что вполне соответствует семантике "элатива/суперлатива" (см. 1.1.3.2) и также, по-видимому, прилагательных цвета и физического признака арабского языка.) Трехпадежность формы множественного числа для рассматриваемых нами прилагательных C1uC2C3- он объясняет, во-первых, тем, что оно относится к обоим родам, а во-вторых, тем, что оно являет собой исторически другую модель (не C1aC2aC3-, а C1uC2uC3- или C1uC2aC3-) [Юшманов 1998b, 259-263].

Между тем, взгляд на древние показатели неопределенного состояния в семитских языках со времени выхода статьи Н. В. Юшманова (1941 год) изменился: утверждается, что нунация (в других семитских языках мимация - -m) изначально соответствовала, напротив, определенному состоянию, а позже была вытеснена другими показателями и стала обозначать неопределенное состояние [Юшманов 1998b, 267, примечание 8]. Тем не менее, даже если подвергать сомнению отдельные положения в статье Н. В. Юшманова, касающиеся значения нунации, противопоставленность прилагательных цвета и физического признака более "стандартным" моделям очевидна, и их особые морфемы и двухпадежность очевидно должны свидетельствовать о том, что они выделяются среди имен арабского языка. Х. Вер также подробно пишет о двухпадежности указанных имен; более того, именно с формой &aC1C2aC3-, являющейся основным пунктом его работы, он

16 Такого же мнения придерживается и Х. Вер [Wehr 1953, 608ff.].


 

51

связывает всю двухпадежность, считая, что большинство других двухпадежных моделей принимает такой набор показателей по аналогии, а еще некоторые имена оставляя в стороне [Wehr 1953, 609ff]. См. также [Kurylowicz 1961, 157-160], где автор при несколько иной аргументации приходит примерно к тем же выводам.

Между тем В. Фишер, анализируя модель &aC1C2aC3-, утверждает, что она является относительно поздней по образованию, свидетельством чему ученый приводит как раз двухпадежность, а также супплетивно образованные формы женского рода и множественного числа и тот факт, что W и Y в качестве вторых радикалов сохраняются, а не передаются с помощью долгих гласных (при изложении последнего аргумента В. Фишер ссылается на К. Брокельманна [Brockelmann 1966, 372]) [Fischer 1965, 16]. Однако нам в этом случае представляется более убедительной аргументация Н. В. Юшманова о том, что двухпадежность является более древним явлением в арабском языке, равно как и супплетивизм при образовании форм женского рода и множественного числа.

Анализ редких случаев трехпадежности у рассматриваемых нами прилагательных цвета и физического признака см. в разделе 6.1.

2.6.0. Морфологические варианты рассматриваемых прилагательных

2.6.1.   В арабском языке начальный &- иногда усиливается до ^- [Гранде 1998, 94]): ^atjalun
и &atjalu "пузатый" [BK I, 219; II, 170], Б. М. Гранде в качестве второй приводит форму
&atjalun "имеющий толстый отвислый живот" с нунацией; для той же модели Б. М. Гранде
приводит формы   ^aslaqun/^isliqun  "волк"  (форма sulqa\nun  указывает на некорневое
происхождение ^-), ^usludun≥ (а также ^us≥ludun\) и saldun≥ "твердый", ^alkadun "толстый" и
takallada "быть мясистым" с метатезой,  ^admaratun "скандалист" и damara "рычать"
[Гранде 1998, 94]. А. Фляйш приводит также пример  ^afd≥ajun "толстый" и tafad≥daja
"становиться жирным" [Fleisch 1961, 415].    В арабском языке можно встретить еще
некоторые имена подобной семантики, имеющие префикс ^- - ^udafirun\ "сильный и
крупный (о верблюде)" (ср. difirrun "сильный, крепкий"); ^id≥risun "белый как зуб" (в [BK
II, 280] приводится другое значение - "сиреневый") (ср. dirsun≥ "зуб"), ^iz≥limun "темный (о
ночи)" (ср. z≥alimun "темный"); ^iféalun\ "слабый и неловкий" (ср. faélun "ленивый, вялый"
[BK II, 598]), ^ifd≥a\jun "толстый и мягкий" (ср. mifd≥a\jun "толстый"); ^aéannaèun "имеющий
нежную кожу и красивое тело" (в [BK II, 264] приводятся другие значения - "1. Высокого
роста; хорошо сложенный и достаточно жирный. 2. Умный") (ср. МпЩип "женщина

17 Отметим, что Н. В. Юшманов приводит в качестве примера более поздних форм с суффиксом -a\n- формы, имеющие первый гласный —u-, а не —a-.


 

52

хорошего сложения и имеющая красивый телесный цвет" [BK I, 1276]), ^aéannajun "имеющий сморщенный лоб" (в [BK II, 264] приводится другое значение - "нелюдимый человек, с которым сложно жить") [Гранде 1998, 94]. Приводимые Б. М. Гранде параллели, не имеющие префикса ^- (для подтверждения его изначально некорневого статуса), образуются по различным именным моделям (напр., éina\èun "имеющий нежную кожу и красивое тело", éanijun "морщинистый"). Отметим, что начальный ^-, по всей видимости, все же осознается носителями как часть четырехконсонантного корня, являясь таким образом "квази-префиксом" (см., напр., [Юшманов 1998a, 256]). По-видимому, эту группу с начальным ^a- следует воспринимать как особую категорию прилагательных, вторичных к рассматриваемым нами (они выровнялись по общей именной схеме и приняли нунацию) или параллельных, но по семантике входящих в группу, являющуюся основным предметом настоящей работы. См. об этом также в [Fischer 1965, 201-202]. 2.6.2. Отметим также варианты с другим вокализмом (также принявшими нунацию): &ibrêqun (= &abraqu) "сверкающий, блестящий", &um^uzun\ (= &am^azu) "каменистая земля", &umru\èun (= & amraèu) "безволосый (haarlos), гладкий", &umlu\dun, &imlêdun (= & amladu) "гладкий, нежный", &imlêsun (= &amlasu) "безволосый (unbehaart), гладкий" [Fischer 1965, 201].

2.7.0. Другие именные модели со схожей семантикой

2.7.1.    Следует   отметить,   что   в   арабском   языке   встречаются   прилагательные   с
семантически подобными значениями и образованные по другому типу. Ср., напр.:
burtuqa\liyyun   "оранжевый"   (образовано   по   модели   упоминавшегося   выше   имени
относительного  с  показателем -iyy-  от  burtuqalun\  "апельсин"  -  см. 1.1.2);   &adunun
"ушастый" (от &udnun "ухо") (древняя модель страдательного причастия первой породы);
fa\h≥imun "угольно-черный" (модель действительного причастия первой породы, причем в
данном случае первичным является имя, а не глагол
-fah≥mun "уголь"); éawnabun "рослый"
(в словаре А. де Биберштейна-Казимирского эта форма не засвидетельствована);
mibèa\nun
"толстопузый" (от baènun "живот") и пр. [Гранде 1998, 91, 93].

Обратим внимание на особые редкие словообразовательные группы с подобными значениями: группа моделей с редупликацией: h≥awarwaratun "имеющая белый цвет лица (о женщине)" (в форме мужского рода - h≥awarwarun - это имя означает "что-то, нечто";

1 Й

ср. ha≥wa\riyyun "белый"   [ВК I, 511]), éajawja\&u/éajawja\ (ж.р. éajawjatun\) "очень длинный и худой, с длинными ногами" (между тем, среди имен этой модели встречаются и другие

18 Мы будем указывать однокоренные слова в тех случаях, если они близки указанным прилагательным по семантике; однокоренные слова с иным значением мы будем приводить в особых случаях.


 

53

значения, напр.: g;aéaméamun "энергичный, смелый", ^as≥abs≥abun "очень жаркий (о дне)", ranawna\tun "круговая чаша"); èurèur\un "долговязый и глупый", s≥ursu≥\run "огромный" (о верблюде) (имя s≥urs≥urun\ (а также surs≥urun≥ и s≥ars≥arun) означает также "сверчок", ср. также zurzu\run "скворец", qurqurun\ "длинный корабль") [Гранде 1998, 90, 91].

Ср. также некоторые другие модели с редуплицированным третьим радикалом: èimla\lun "плохо одетый"; zih≥lêlun (а также zuh≥lul\un) "скользкий", hi≥ndêdun "большой и толстый" (в словаре А. де Биберштейна-Казимирского это значение не приводится), g;irbêbun "черный"; га'Штп "имеющий трясущуяся от старости голову" (ср. га'Шип с тем же значением, ra^aéa "дрожать" [BK I, 882]); xurjuj\un "большой, сильный и быстроходный (о верблюде)" (в словаре А. де Биберштейна-Казимирского эта форма не засвидетельствована); éimla\lun "быстроходный" (также имеет значение "левая сторона", ср. éamlala "быстро идти", МтШип "идущая легко и быстро (о верблюдице)" - в словаре А. де Биберштейна-Казимирского эти формы относятся к корню ÉMLL, между тем у корня ÉML есть также сходные значения (éima\lun "левая рука; быстро бегущая (о верблюдице)") [BK I, 1273]) (ср. тж. другие значения: éimèa\èun "отдельная группа (людей или животных), разрозненные группы", ri^dêdun "боязливый", ri^éêéun "трусливый, дрожащий от страха", éumlu\lun "маленькое количество чего-л.", duxlu\lun "пролаза", qu^du\dun "сидящий дома, трус", éu^ru\run "плохой поэт, поэтишка", имена женского рода ЪаупппаЫп "расставание", ЫухпхаЫп "старость") [Гранде 1998, 89].

2.7.2. Отдельно отметим особые редкие модели со схожей семантикой - среди них разные модели с геминацией второго радикала: xinna\bun "толстоносый", dinna\bun "карликовый" (также без долготы: dinnabun "короткий, маленький", xinnabun "длинный", "глупый") (в словаре А. де Биберштейна-Казимирского для корня XNB приводятся значения: xinnabun xana\bun) "1. Длинный, большой, высокий. 2. Глупый, слабоумный. 3. Слабохарактерный и с переменчивым поведением, не имеющий четких правил в манере поведения", xinnabun\ те же значения, а также "имеющий толстый нос", xina\batun, xinna\batun, xunna\batun "1. Большой и толстый кончик носа. 2. Верх носа"; для корня же DNB приводятся только формы dinnabun, dinnabatun, dinna\batun с одним и тем же значением [BK I, 636, 737]); ср. тж. duxxalun "толстый и плотный", sullabun≥ "твердый"; возможно, также с геминацией третьего радикала: ^abannun "большой (о верблюде)" [Fox 1996, 562]; difaqqun "идущий быстрым шагом (о коне)" (в словаре А. де Биберштейна-Казимирского эта форма не засвидетельствована), hijaffun "толстый и медлительный", hiqammun "обжора", rifallun "чванный" (букв. "тянущий за собой шлейф одежды") (также "имеющий длинный хвост; мясистый; имеющий обвисшую, в складках шкуру, которая не держится на теле (о верблюде)"; ср., напр., rafilun "имеющий длинное волочащееся


 

54

платье" [BK I, 901]); difirrun "крепкий (о верблюде)" (также "имеющий сильный запах", ср. dafrun "сильный запах" [BK I, 775]), d≥ifinnun/d≥ifannun "маленького роста" (в словаре А. де Биберштейна-Казимирского эти формы не засвидетельствованы); h≥udurrun "коренастый" (в словаре А. де Биберштейна-Казимирского эта форма не засвидетельствована) (ср. g;ud≥ubbun "вспыльчивый", имена женского рода g;ulubbatun и g;uluyya\ "одержание победы, победа"). Для некоторых из этих моделей (напр., C1iC2C2a\C3-) Б. М. Гранде не приводит примеров с иной семантикой, но есть и следующие примеры: h≥imas≥sun≥/h≥imis≥s≥un "горох", sullamun "лестница", g;ubbarun "остатки", éimillun "пальмовая ветка с небольшим количеством фиников", имена женского рода zimijjatun "клюв страуса", zimikka "\основание хвоста у птицы" [Гранде 1998, 87-88, 89]; см. тж. [Fox 1996, 562-564].

2.7.3. Существует также особая модель с начальным ya- (варианты yaC1C2uC\3- и yaC1C2êC3-), близкая рассматриваемой нами модели &aC1C2aC3-: yahm≥u\mun "черный, темный" (ср. h≥umamun "уголь", &ah≥ammu "белый; черный" (ср. у В. Фишера "частично окрашенный черным" [Fischer 1965, 191]), ihmawma≥\ "быть черным" [BK I, 486-487]), уактпгип "красный" (ср. &актаги "красный") [Гранде 1998, 94] (В. Фишер приводит для обеих форм также значение "бурый" [Fischer 1965, 191]), yaxd≥u\run, yaxd≥êrun "зеленый" (ср. &axdaru≥ "зеленый"), уагхптип (= & arxamu) "раскрашенный под черно-белый мрамор", yarmu\lun (= &armalu) "песчаный", ya^fu\run (= & a^faru) "песочного цвета", yanku\bun (= &ankabu) "отклоняющийся от направления" [Fischer 1965, 191]. Помимо указанных выше примеров, для которых существуют также параллели, образованные по модели &aC1C2aC3-, мы находим и другие прилагательные близкого значения модели yaC1C2uC\3-, не имеющие таких параллелей [Fischer 1965, 192]: yarqu\dun "много спящий, соня" (ср. raqada "спать" [BK I, 906]), yarmu\qun "имеющий неподвижный, глупый взгляд" (ср. ramaqa "бросать легкий взгляд на кого-л., бросить лишь взгляд на..." [BK I, 926]), уа'ЪпЪип "текущий сильными потоками и беспрерывно (о воде), выносливый и быстро бегущий (о лошади)" (ср. ^abba "с шумом наполняться водой (о ведре, которое, коснувшись воды, с шумом поглощает ее)"; есть также прилагательное & a^abbu с иными значениями: "1. Бедный. 2. С большим носом", среди других однокоренных слов такие значения найдены не были [BK II, 148]), уапЪп'ип "сильно пенящийся" (ср. naba^a "бить (о воде, выходящей из источника)" [BK II, 1186]), ya^qu\bun "неоднократно проигрывающий на скачках" (в словаре А. де Биберштейна-Казимирского подобное значение не приводится), уатхпгип "длинный (шея)" (ср. maxara "расширять что-л., двигаясь внутри (напр., об оси в колесе, в ролике, которая расширяет отверстие и изнашивает его)"; приведенная именная форма в словаре А. де Биберштейна-Казимирского имеет также вариант уитхпгип [ВК II, 1072]).


 

55

По этим моделям образуются также имена животных и растений (уапЬШип "цареградский стручок", yarbu\^un "пустынный тушканчик", yaqèênun "разновидность тыквы") [Fischer 1965, 192].

2.7.4.      В. Фишер   рассматривает   также   редкую   древнюю   адъективную   модель   со
значением   цвета  C1uC2aC\3-   (изначальное   значение   этой   модели  -   аугментатив   и
диминутив): bug;at\un (= & abgat;u) "серый", duhamun\ (= &adhamu) "затемненный", h≥uwarun
(= & ah≥waru) "белый", xud≥a\run (= & axd≥aru) "зеленый, белый", suh≥a\mun (= &ash≥amu) "темного
цвета", suxa\mun (= &asxamu) "черный", s≥uba\h≥un (а также su≥ba\hiyy≥un) (= & asbah≥≥u) "светло-
красный", s≥uh≥a\run  (=  &as≥ haru≥) "желто-бурый", s≥uha≥\mun  (= &as≥h≥amu) "темно-бурый",
s≥ufa\run (= & as≥faru) "желтый", s≥uha\bun (= &ashabu≥) "белокурый, светло-русый", quha\bun (=
' aqhabu)  "мрачный,  темный",  mulah\un≥   (=  & amlahu≥)  "сверкающий  белым",  а также
h≥uma\h≥imun (= & ah≥ammu) "закопченный, частично окрашенный черным". Указываются
также примеры, не имеющие параллелей, образованных по модели &aC1C2aC3-: luha≥\qun
белых пятнах", fuqa \^un (ср. также fuqa\^iyyun, faqi\^un) "красный" [Fischer 1965, 193, 195].
По этой модели также образуются названия животных и растений, напр.: g;ura\bun "ворон",
tuma\mun "разновидность злака, похожая на пшеницу, используемая для затыкания дыр,
законопачивания стен" [BK
I, 235].

2.7.5.      Отметим также две модели с упоминавшимся выше (см. 1.1.2) суффиксом -iyy-,
образованные от других моделей со значением цвета: рассматриваемой нами модели
&aC1C2aC3- (в случае с этой моделью встречаются и значения физического признака с
суффиксом -iyy-) и упомянутой выше модели C1uC2a\C3-. Как пишет В. Фишер, оттенок
значения, выражаемый суффиксом -iyy- и означающий принадлежность, был во многих
случаях несуществен, поэтому прилагательное с суффиксом -iyy- чаще всего имело то же
значение, что и то прилагательное без суффикса, от которого оно было образовано. Ср.
уже     упоминавшуюся     выше     пару     s≥ubah\≥un/s≥uba\hiyy≥un     "светло-красный"     или
suxa\mun/suxa\miyyun "темного цвета"; &^aru/&^ariyyun "волосатый", & as≥habu/ &ash≥abiyyun
и   su≥ha\bun/su≥ha\biyyun   "белокурый,   светло-русый".   В. Фишер   отмечает   также,   что
прилагательные модели &aC1C2aC3iyy- относятся, как правило, к животным [Fischer 1965,
385]. Существует также модель, образованная с помощью того же суффикса от основы
C1uC2C3- (формы множественного числа прилагательных модели &aC1C2aC3-) и близкая по
значению двум названным выше. Примеров на модель, имеющую вид C1uC2C3iyy-,
немного,   и   в   них   сохранился   оттенок  значения   суффикса  -iyy-,   поэтому  имена,
образованные по этой модели означают что-то вроде "принадлежащий к обладающим
такой особенностью". В сущности они представляют собой имена единичности для форм
множественного числа модели C1uC2C3-, так что указанный оттенок значения все же мало


 

56

уловим. Ср. kudriyyun от kudrun "мутный, тусклый" и kuda\riyyun от kudarun\ с тем же значением [Fischer 1965, 415]. Имена модели C1uC2C3iyy- также относятся к животным. Нередко прилагательные указанных трех моделей заменяют имена животных, к которым они относятся, выступая таким образом в субстантивных позициях.

2.7.6.      Обратим также внимание на группу прилагательных с показателями -Vm-, иногда
воспринимаемыми синхронно как часть четырехсогласного корня: hu≥lkamun/ h≥ulkumun
"весьма черный" (ср. h≥alkamatun "черный цвет", других имен от четырехсогласного корня
H≥LKM не засвидетельствовано, при этом корень H≥LK также имеет значение "черный"
[BK   I,   482]),   éudqamun   "большеротый;   крепкий   (о   верблюде)"   (в   словаре   А. де
Биберштейна-Казимирского это имя имеет форму
éadqamun и относится к корню ÉDQ,
ср. &aédaqu с тем же значением [BK I,  1205]); si≥ldimun "имеющий твердые копыта,
сильный   (о   коне)";   s≥ilda\mun   "твердый;   крепкий   (эпитет  льва)"   (в   словаре   А. де
Биберштейна-Казимирского эти имена - единственные, относящиеся к корню
SLDM, ≥при
этом у корня
S≥LD также есть значение "крепкий", ср. &as≥ladu [BK I, 1360]), для которых
Б. М. Гранде не приводит примеров на иную семантику, кроме silxa≥\mun "недоступная
гора" [Гранде 1998, 97]. В. Фишер приводит также такие примеры: éaj^amun/éuj^umun (=
&aéja^u) "мужественный", zurqumun (= &azraqu) "с отливом", xid≥rimun (= &axd≥aru) "зелено-
белый" [Fischer 1965, 203].

2.7.7.      А. Фляйш указывает на существование в арабском языке модели &iC1C2awC3un,
предположительно восходящей к модели диминутива (ср. модель C1uC2ayC3un): &ish≥awfun
"имеющий большое вымя", &idrawnun "грязь (salete;)" [Fleisch 1961, 417] (в словаре А. де
Биберштейна-Казимирского первая из указанных форм не засвидетельствована, вторая
имеет другие значения - "ясли, кормушка; корень, основа; жилище, местопребывание";
ср., однако,
darinun "грязный" [BK I, 693]).

Ниже мы приводим таблицу, в которой сгруппированы примеры на некоторые из перечисленных выше моделей. Значения имен разделены по группам: значения цвета, значения физического признака, другие значения; в отдельной группе приводятся однокоренные слова для примеров на эти модели.

 

модель

значение

значение

другие

однокоренные

 

цвета

физического

значения

слова

 

 

признака

 

 

1. h≥awarwaratun

"имеющая

 

 

ha≥warwarun

 

белый     цвет

 

 

(м.р.)      "что-то,

 

лица"          (о

 

 

нечто";

 

женщине)

 

 

h≥awar\iyyun

2.        éajawja\&u/éajawja

 

"очень длинный и

 

"белый"

(ж.р. éajawja\tun)

 

худой, с длинными

 

 


 

57

 

 

 

ногами"

 

 

3. èurèu\run 4. sursurun

 

"долговязый         и глупый" "огромный           (о верблюде)"

 

 

5. éawnabun

 

"рослый"

 

 

6. mibèanun

 

"толстопузый"

 

baènun "живот"

7. yah≥mumun 8.   yahm≥urun

"черный, темный"

"красный"

 

 

h≥umamun "уголь", &ahammu≥ "белый; черный", ihmawma    ≥"\быть черным" &ah≥maru "красный"

9. èimla\lun

10. zihl≥êlun, zuhl≥ul\un 11. hi≥ndêdun

12. gi;rbêbun 13. ra^éu\éun

14. xurjuj\un

15. éimla\lun, éimlêlun

"черный"

"плохо одетый" (?) "скользкий" "большой              и толстый"

"имеющий трясущуяся         от старости голову" "большой, сильный и быстроходный (о верблюде)" "быстроходный"

"идущая   легко   и быстро                 (о верблюдице)"

"левая сторона"

га'шип    то    же значение;   ra^aéa "дрожать"

éamlala   "быстро идти";      éimalun "левая        рука; быстро   бегущая (о верблюдице)"

16. xinna\bun,

xinnabun

17. dinna\bun, dinnabun,     dinnabatun, dinnab\atun 18. duxxalun

 

"толстоносый"

"длинный; глупый" "карликовый" "короткий, маленький"

"толстый               и плотный"

 

xina\batun, xinnabatun\, xunna\batun "большой          и толстый   кончик носа; верх носа"


 

58

 

19. difaqqun

20. hijaffun

21. hiqammun 22. rifallun

23. difirrun

24. d≥ifinnun/di≥fannun 25. h≥udurrun

 

"идущий   быстрым шагом (о коне)" "толстый               и медлительный" "обжора" "чванный"     (букв, "тянущий за собой шлейф     одежды"); "имеющий длинный       хвост; мясистый; имеющий обвисшую,            в складках      шкуру, которая               не держится на теле (о верблюде)"

"крепкий              (о верблюде)"; "имеющий сильный запах" "маленького роста" "коренастый"

 

rafilun "имеющий длинное волочащееся платье"

dafrun "сильный запах"

26. h≥ulkamun/h≥ulkumun

27.                  éudqamun, éadqamun

"весьма черный"

"большеротый; крепкий                (о верблюде)"

 

halkamatun "черный цвет" HLK "≥черный" &aédaqu    то    же значение

28. s≥ildimun sildamun

 

"имеющий твердые копыта, сильный (о коне)" "твердый;  крепкий (эпитет льва)"

 

S≥LD "крепкий"

Еще раз подчеркнем, что перечисленные выше различные модели для обозначения цвета и/или физического признака являются периферийными по сравнению с моделью 'аС^СгаСзи/С^аСгСза'и/С^иСгСзип. По этой же модели образуются прилагательные, обозначающие все базовые цвета и многие цветовые оттенки (например, & аШаЪи "светло­серый", &adkanu "темного цвета", &awraqu "пепельно-серый" и многие другие), а также очень большое количество прилагательных, обозначающих внешний или физический признак. Мы учитываем приведенные выше более редкие модели, но с бо;льшим вниманием обращаемся к особой и, по-видимому, более частотной модели &aC1C2aC3-. Мы придаем этой модели больше значения также потому, что она, как мы уже неоднократно указывали выше, имеет свои специальные варианты для форм мужского и женского рода и множественного числа.


 

59

2.7.8. Рассмотрим подробнее еще одну именную модель, относимую к адъективным. Речь идет об именах, имеющих в мужском роде форму С^аСгСзшш и в женском роде форму С^аСгСза, напр., sakran\u - sakra\ "пьяный". Эта группа имен так же, как и группа рассматриваемых нами прилагательных цвета и физического признака, имеет отличные от других формы мужского и женского рода, а также общую форму множественного числа для обоих родов, кроме того, имена, принадлежащие к этой группе, также двухпадежны. Указанная модель имеет также трехпадежные варианты (по-видимому, более поздние), оканчивающиеся в мужском роде на -a\nun и в женском роде имеющие стандартный показатель -at-, напр., nadma\nun - nadmanat\un "сожалеющий" (см. также 2.5). Приводимые Б. М. Гранде примеры новых прилагательных этой модели, проникающих в литературный язык из диалектов, также трехпадежны: za^la\nun "недовольный", g;arqa\nun "утонувший" [Гранде 1998, 95]. Однако, если мы внимательнее посмотрим на формы имен модели C1aC2C3a\nu, то мы увидим, что формы женского рода у них могут быть разные даже у одного и того же корня (как с показателем -a\, так и с показателем -at-, есть и иные варианты), а также и формы множественного числа у этих имен имеют различные нерегулярные варианты. Напр., у упоминавшегося выше имени sakra\nu "пьяный" встречаются формы женского рода sakra\ и sakranat\un и формы множественного числа sakra\, sakar\a\ и sukar\a\; у имени ЫЪ'апи "rassasie" ;встречаются формы женского рода éab^a\natun и éab^ a\; у имени xaéya\nu "трусливый" встречаются формы женского рода xaéya\natun и xaéya\&u (ср. форму женского рода от модели &aC1C2aC3u для прилагательных цвета и физического признака, см. также 2.4.2); у имени jaw^a\nu "голодный" есть только форма женского рода jaw^а и форма множественного числа jiya\^un; у имени xazyanu "стыдливый" есть только форма женского рода xazya\ и форма множественного числа xazay\a\; у имени gad;≥ba\nu "гневный" встречаются формы женского рода g;ad≥ba\ и g;ad≥banat\un и формы множественного числа g;adb≥a\, gi;d≥a\bun, g;ad≥a\ba\ и g;uda≥b\a\; у имени yaqz≥a\nu "бодрствующий" есть только форма женского рода yaqz≥a\, но две формы множественного числа: yaqza ≥\иyaqa\zê≥; у имени z≥am&a\nu "жаждущий" встречаются формы женского рода z≥im&anat\un и z≥am&a\&u (ср. форму женского рода от модели &aC1C2aC3u для прилагательных цвета и физического признака) и формы множественного числа z≥ima\&un и z≥ama&\un; у имени gart;anu\ "голодный" в словаре А. де Биберштейна-Казимирского формы женского рода не приводятся, но имеются формы множественного числа gi;ra\tun, g;arta\, g;ara\ta\, ga;ra\tênu; у имени mal &a\nu "полный" встречаются формы женского рода таГа и mal&a\natun; [BKI, 1114, 1185, 579, 357, 570, II, 474, 1632, 142, 453, 1143].


 

60

Таким образом, мы можем видеть, что эта группа имен не сохранила строгой системы распределения показателей мужского и женского рода и множественного числа в отличие от прилагательных цвета и физического признака. У последних, как мы видели в пункте 2.2, также встречаются примеры на нерегулярное образование форм, но такие случаи достаточно редки. Существенно также, что прилагательные цвета и физического признака практически не образуют форм женского рода по модели со стандартным показателем -at-, что свойственно более поздним образованиям. Для прилагательных модели С^аСгСзшш достаточно часты их трехпадежные варианты с подобными значениями (см. выше), в случае с моделью &aC1C2aC3u они, в основном, имеют иную семантику (см. 2.4). Прилагательные модели C1aC2C3a\nu также сложно объединить семантически, они обозначают достаточно различные признаки. Чаще всего они относятся к людям, однако, например, упоминавшееся выше прилагательное z≥am&anu\ имеет также значение "bru[lant et causant de la soif (se dit d'un vent bru[lant ou d'une chaleur bru[lante)", т.е. "обжигающий, палящий, вызывающий жажду (о ветре, жаре)" [BK II, 142]. Поэтому нам представляется, что группа имен модели С^аСгСзапи менее обособленна, чем группа имен модели &aC1C2aC3u, и у нас нет достаточных оснований синхронно выделять ее как еще одну группу истинных прилагательных арабского языка. Тем не менее, мы обращаем внимание на то, что, возможно, в формах этой группы видны следы прежнего словообразовательного подкласса имен со значением признака.

2.8.0. Особые субстантивные модели со схожей семантикой

2.8.1.   У. З. Кариев  указывает  на  существование  двух  моделей  цвета  (C1uC2C3at-  и
&aC1C2aC3u) (но первая из них - в данном случае модель для образования абстрактного
существительного, напр., s≥ufratun "желтизна" [Гранде 1998, 80]), но среди трех моделей
физического   состояния   (C1iC2aC3-,   C1uC2a\C3-   и   C1aC2êC3-)   он   не   указывает   на
рассматриваемую нами модель (при этом первые две модели также являются моделями
для образования абстрактных существительных - s≥iga;run "небольшой размер", kuba\dun
"болезнь печени" [Гранде 1998, 82, 85]) [Кариев 1966, 7, табл. 1]. Речь при этом идет о
несуффиксальном способе образования, формы на -iyy- У. З. Кариев исследует отдельно -
там же, табл. 2.

Модель C1uC2C3at- коррелирует с прилагательными модели &aC1C2aC3- не только в значении цвета, отмечены имена модели C1uC2C3at- со значением физического признака: dusmatun "нечистота, грязь" (ср. &adsamu "2. Запачканный маслом, жиром (рука, одежда и пр.), грязный, засаленный" [BK I, 697]), bukmatun "неумение говорить (Nicht-Sprechen-Ko/nnen)" (ср. &abkamu "немой"), ^ujmatun "немота, глухота" (ср. &a^jamu "4. Немой. 5.


 

61

Глухой, не производящий звука (также о волне, разбивающейся без шума)" [BK II, 184]), lutg;atun "неумение произнести звук r" (ср. &altag;u "имеющий толстый язык и недостаток, называемый lutg;atun"; lutg;atun/ latagun; (о второй модели см. ниже) "недостаток произношения, состоящий в невозможности произнесения некоторых звуков, как надо, или в произнесении толстым языков, в результате чего можно услышать [g;], или [l], или [y] вместо [r], или [s] вместо [t]" [BKII, 965]) и пр. [Fischer 1965, 220].

Эту модель В. Фишер сближает с формой множественного числа рассматриваемых прилагательных C1uC2C3-, предполагая, что форма множественного числа произошла из модели абстрактного существительного. Характерно, что модель абстрактного существительного коррелирует также с прилагательными цвета, образованными по моделям, отличным от &aC1C2aC3-, и образующими форму множественного числа по модели C1uC2C3- (см. 2.4.3): kumtatun от kumaytun "гнедой (лошадь)", wurdatun от wardun "соловый" [Fischer 220-221].

Другой моделью, служащей для обозначения имен физического признака, является модель C1aC2aC3-: xanasun "вздернутый и приплюснутый нос" (ср. &axnasu "курносый, имеющий вздернутый или приплюснутый нос") [BK I, 639-640], gad;afun≥ от &ag;d≥afu "1. Имеющий опущенные, висячие уши (собака, и пр.). 2. Имеющий опущенные веки (о льве, когда он в дурном настроении или когда он продвигается медленно и высокомерно). 3. Толстый, украшенный большим количеством перьев (низ стрелы). 4. Легкий, проводимый в изобилии (жизнь, состояние). 5. Опускающий на землю пелену мрака (ночь)" [BK II, 476], malasun от &amlasu "1. Гладкий, ровный, с гладкой шерстью. 2. Ровный, без узлов (веревка, и пр.). 3. Имеющий ровную, здоровую спину без ран. 4. Утомительный, тяжелый. 5. Мягкий, бархатистый и легко спускающийся в глотку (вино, и пр.)" [BK II, 1148], éawahun от & aéwahu "1. Уролливый, скверный. 2. Гордый, надменный. 3. Имеющий дурной глаз и предположительно могущий причинить вред взглядом" [BK I, 1292]; есть также пример на значение цвета: éamaèun "обладание проседью (Graumeliertheit)" от &aémaèu "седеющий, имеющий волосы белого цвета, смешанного с черным, или наполовину черные" [BK I, 1270] [Fischer 1965, 220]. Случается, что обе эти модели встречаются у одного и того же корня: kadarun/kudratun "мутность" (ср.&akdaru "мутный, помутившийся, тусклый (о жидкостях, о цветах и пр.)" [BK II, 874]), ЫпЪаЫп/ЫпаЪип от 'аЫаЪи "имеющий хорошо пахнущий рот" [Fischer 1965, 220].

Помимо модели C1uC2C3at-, для обозначения имени цвета для двух корней встречается также модель C1aC2aC\3-: bayad\≥un "белизна" и sawadun\ "чернота" [Fischer 1965,219].


 

62

2.9.0. Развитие семантики рассматриваемых прилагательных

2.9.1.    В. Фишер в монографии, посвященной рассматриваемой группе прилагательных,
изначально отделяет прилагательные,  обозначающие цвет,  от остальных.  Одним из
критериев такого разделения является тот факт, что, как указывает В. Фишер, на раннем
этапе существования классического литературного арабского языка (язык раннеарабской
поэзии)    для    прилагательных,    обозначающих    физический    признак,    существует
определенное количество других моделей (так, например, арабские лексикографы в
качестве модели для физического признака приводят наряду с моделью &aC1C2aC3- модель
C1aC2iC3-), в то время как для прилагательных, обозначающих цвет, примеры на другие
модели редки. Далее ученый приводит примеры для обеих подгрупп: для прилагательных
физического признака:
&ablaju и balêjun "веселый, открытый (о лице)", &ajdabu иjadbun,
jadêbun
"бесплодный (о земле)", &ajrabu и jaribun, jarba\nun "шелудивый, чесоточный",

&ajradu и munjaridun (действительное причастие VII породы) "короткошерстый (о лошади)", &ahd≥abu и h≥adibun "горбатый", &ah≥maqu и h≥amiqun "глупый", &adfaru и dafirun "распространяющий сильный запах", &^atu и éa^itun "с растрепанными волосами", &asm≥a^u и тщатта'ип (страдательное причастие II породы) "острый (об ухе)", &a^yanu и mu^ayyanun "большеглазый", &akdaru и kadirun "тусклый", &ahèalu и haèilun, ha\èilun, haèu\lun, haèèa\lun "продолжающийся и падающий тяжелыми каплями (о ливне)"; для прилагательных цвета: &ah≥ammu "частично покрашенный черным" и уактптип "черный", &axsa≥fu "серый" и xas≥êfun "серый (с черными и белыми пятнами)" (первая форма из второй пары встречается крайне редко), &as≥h≥aru и s≥uh≥arun\ "желто-бурый", &as≥h≥amu и s≥uh≥a\mun "темно-бурый" (о моделях yaC1C2u\C3- и C1uC2a\C3- и их параллелей, образованных по модели &aC1C2aC3-, см. выше, 2.7.3 и 2.7.4 соответственно). В. Фишер утверждает, что для обозначения цвета модель &aC1C2aC3- достаточно рано вытеснила все остальные. Упоминавшаяся выше модель C1aC2iC3- в значении цвета имеет отчетливо субстантивное значение - например, xad≥irun "пускающая ростки зелень, растительность" (ср. & axd≥aru "зеленый"), éaqirun "красные анемоны" (ср. &aéqaru "рыжий (как лисица) (fuchsrot)") [Fischer 1965, 7-8].

2.9.2.    Характерно    замечание    В. Фишера    о    том,    что    рассматриваемая    группа
прилагательных на раннем этапе существования арабского языка (язык раннеарабской
поэзии) характеризовалась не "содержанием значения" (Bedeutungsinhalt), а "ценностью
значения"    
(Bedeutungswert),     то     есть,     с     одной     стороны,     очевидно,     что
словообразовательные показатели этой модели влияют на значение имен, входящих в
данную группу, однако значение этих конкретных показателей само по себе синхронно не
вычленимо,   и  для   этой   группы   нельзя   выделить   конкретный   значимый   признак,


 

63

свидетельством чему идентичность форм мужского рода единственного числа для настоящей модели и для "элатива/суперлатива". При этом тот факт, что для значения цвета модель &aC1C2aC3- является основной, дает ученому возможность утверждать, что в этом случае рассматриваемая модель достаточно рано приобрела "содержание значения". В дальнейшем остальные прилагательные указанной модели также стали подчиняться тенденции к приобретению "содержания значения" - постепенно стало появляться все больше таких прилагательных, образованных от названий частей тела. В результате на современном этапе существования арабского языка (речь идет в первую очередь о современных арабских диалектах) модель &aC1C2aC3- чаще всего используется для обозначения цвета или физического недостатка (как правило, отсутствия той или иной части тела) [Fischer 1965, 6, 8, 11-14], что, по-видимому, дало основание большинству ученых называть эти прилагательные прилагательными цвета и физического недостатка (см., напр., 2.1). Напротив, для обозначения "обилия" того или иного признака чаще используются другие модели, напр., &адппип "с большими ушами, лопоухий" от &udnun "ухо" [Баранов 1996, I, 30] (в словаре А. де Биберштейна-Казимирского эта форма не засвидетельствована; возможно, она не встречалась в классической поэзии и появилась в существенно более поздний период); &una\fiyyun "имеющий большой нос" от &anfun "нос" с распространенным особенно в поздний период суффиксом -iyy- (см. 1.1.2) [BKI, 63].

Более того, некоторые прилагательные физического недостатка, которые на раннем этапе арабского языка имели иную модель, в более поздний период приобрели в ряде случаев модель &aC1C2aC3- или подобную ей (видоизменения, которые претерпела данная модель в арабских диалектах, см. глава 2, 1.1.1.1 и сл.): мальтийский &ig^ad "кудрявый" (ср. в литературном арабском ja^uda "быть курчавым, виться от природы (о волосах)", muja^^adun (страдательное причастие второй (интенсивной) породы) "1. Вьющийся. 2. Жесткий. 3. Густой" [BK I, 299]), алжирский & azlaè "голый" (ср. zalèun "голый и гладкий" [BK I, 1005]), сирийский & aféal "кривоногий, хромой", а также мальтийский &ikrah "безобразный, искаженный" (ср. karihun, karêhun "неприятный, отвратительный; безобразный") [Fischer 1965., 14]. Кроме того, некоторые другие арабские прилагательные модели &aC1C2aC3- изменили значения, приблизившись к прилагательным физического недостатка, например: &alsan "stotternd", т.е. "заика" (ср. в литературном арабском со значением "zungenfertig", т.е. "умеющий хорошо говорить"), говор Зофар s≥ga^ < &as≥qa^ "глухой" (ср. "имеющий белую звездочку на лбу (лошадь), белоголовый (птица)"), алжирский &aénaq "gefra/ssig, gierig", т.е. "прожорливый, жадный" (ср. "langhalsig", т.е. "длинношеий", форма éanqa\&u с субстантивным значением "Vogelmutter, die ihre Jungen fu/ttert", т.е. "самка птицы, кормящая своих птенцов") [ibid.]. См. аналогичные примеры из


 

64

йеменского диалекта (ни для одного из корней перечисленных ниже форм в словаре А. де Биберштейна-Казимирского нет значений, представленных в йеменском диалекте): &adwar "глухой", &aébaè (множественное число é/ubèa\n/éubè) "левша",& aéwal (множественное число éu\l) "левша", &a^dal (множественное число ^udla\n, ^udl) "левша", &aéqah≥ "длинный и тощий (о животных)" (в словаре А. де Биберштейна-Казимирского эта форма означает "красный, смешанный с белым, или белый, смешанный с оттенком красного" [BK I, 1254]), &aèfaé "легкий в движениях, неуклюжий", &a^rad "отклоняющийся от прямой линии, от прямого пути", &a^ d≥ab "имеющий искривление руки из-за сломанных или парализованных пальцев" (в словаре А. де Биберштейна-Казимирского эта форма означает "1. Имеющий сломанный рог (баран). 2. Слабый, бессильный, не имеющий брата или потерявший единственного брата. 3. Имеющий рассеченное ухо (баран и пр.). 4. Подвергшийся усечению ^ad≥bun (стопа стиха)" [BK II, 278]), &a^kab (множественное число ^ukb) "хромой, рахитичный или же парализованный в нижней половине тела" (в словаре А. де Биберштейна-Казимирского эта форма означает "1. Имеющий очень толстые губы и подбородок или очень толстые зубы. 2. Толстый, дородный и плохо сложенный" [BK II, 326]), &ag;waz "у кого один глаз меньше другого" (в словаре А. де Биберштейна-Казимирского эта форма имеет значение "делающий много добра своим близким" [BK II, 517]), &aqraf "худой, изможденный" (в словаре А. де Биберштейна-Казимирского эта форма означает "очень красный" [BK II, 721]), &alwa^ "кривой", &alwaq "искривленный" (в словаре А. де Биберштейна-Казимирского эта форма означает "глупый" [BK II, 1043]), ' anxam "гнусавый" (все приведенные выше примеры из йеменского диалекта взяты из словаря М. А. Аль-Ирйани [Al-&irya\nê 1996, 315, 461, 529, 613, 501, 588, 616, 632, 645, 679, 716, 816, 856].

В. Фишер видит объяснение такому сужению значения модели в том, что большой набор слов, использовавшихся в доисламской арабской поэзии был утрачен уже в первые века существования исламского государства вместе с бедуинским образом жизни, и из большого количества прилагательных модели &aC1C2aC3-, имевших разнообразные значения, остались в первую очередь те, которые имели самую "простую" семантику -базовые цветообозначения и прилагательные физического недостатка. Впрочем, В. Фишер не приводит текстуальных обоснований для такого утверждения.

Кроме того, следует иметь в виду, что наличие в диалекте формы, не засвидетельствованной в литературном языке, не обязательно означает, что эта форма является поздней. Литературный арабский язык образовался на базе группы близких диалектов Аравийского полуострова, и арабские диалекты развивались параллельно с литературным языком, при этом некоторые диалектные различия восходят к древнему,


 

65

доисламскому периоду (см. [Белова 1999, 60]). Так, для приведенного выше йеменского материала у нас нет данных относительно того, является та или иная форма ранней или поздней. Поэтому нельзя исключить и такой возможности, что указанные выше диалектные формы существовали и в классический период, что может являться свидетельством продуктивности рассматриваемой нами модели &a

3.0.   Особые  глагольные  формы  для  корней  со  значением  цвета  и
физического признака

3.1.      Важнейшим свидетельством выделенности цвета и физического признака среди

других понятий в арабском языке является соотнесенность рассматриваемых прилагательных с особыми глагольными породами. Под породами в арабском и семитском языкознании понимаются базовая и так называемые расширенные и производные глагольные основы, образованные от одного консонантного корня при помощи внутренних и/или внешних средств (геминации, редупликации согласных, удлинения гласных, префиксов, инфиксов) и представляющие различные оттенки значения (каузативность, рефлексивность, реципрокальность и пр.; впрочем, нередко семантика развивается существенно дальше за пределы базового значения).

В арабском языке существуют три глагольные породы, произведенные от корней, обозначающих цвет или физический признак, с геминированным или редуплицированным третьим радикалом: девятая (ih≥marra19 'быть красным', ih≥dabba 'быть горбатым' [BKI, 389, 489]), одиннадцатая (iswad\da 'быть черным, казаться черным' [BK I, 1161])20 и, предположительно, четырнадцатая (ijhan≥éaéa 'быть толстым', ish≥ankaka 'быть темным' [Brockelmann 1966, 517-519]) (протетическое i вставляется для устранения двух согласных в начале формы; У. Райт показывает, что девятая порода приобрела нынешний вид через такие преобразования: С^аСгаСзаСза < С^ёСгаСзаСза < К^СгаСзаСза < К^СгаСзСза [Wright 1966, 219]). Одиннадцатая порода, по всей видимости, изначально имела вид iC1C2a&aC3C3a, а также имеет варианты К^СгаЬаСзСза {ijrahadda "лысеть" от &ajradu "1. Голый, гладкий, лишенный растительности (поле). 2. Не имеющий шерсти, имеющий гладкую кожу. 3. Имеющий тонкую шерсть (лошадь). 4. Красивая лошадь, племенная лошадь. 5. Весь, полный (день, месяц). 6. Спина. 7. Мужской половой член, пенис. 8. Чистый, без смеси" [BK I, 277] (в словаре А. де Биберштейна-Казимирского вариант с

19        Форма третьего лица единственного числа мужского рода прошедшего времени в  арабистике и
семитологии традиционно приводится как исходная для глагола и условно переводится в таких случаях
инфинитивом.

20        В. Фишер  замечает,   что   одиннадцатая  порода  не  употребляется  в  поэзии,   поскольку  содержит
сверхдлинный слог -C2a\C3- — закрытый и содержащий долгий гласный [Fischer 1965,228].


 

66

инфиксацией -h- не приводится), ismaharra "становиться твердым, тугим" от &asmaru (в словаре А. де Биберштейна-Казимирского это прилагательное переводится как "бурый, темно-рыжий, с оттенком, как, напр., у фиников или темного тростника" [BK I, 1137], форма же ismaharra, синхронно производимая от четырехконсонантного корня SMHR, имеет также значения "2. Быть смелым, закаленным в боях. 3. Быть ровным, не шероховатым. 4. Подниматься, возвышаться. 5. Быть густым, плотным (о тьме и пр.)" [BK I, 1144], idlahamma "становиться темным" от &adlamu "1. Черный. 2. Темный, бурый, смуглый" [BK I, 726] (в словаре А. де Биберштейна-Казимирского форма idlahamma, синхронно воспроизводимая от четырехконсонантного корня DLHM, имеет значение "быть густым (о тьме)", ср. также dalhumun "1. Темный, мрачный, пасмурный" и причастие mudlahimmun "очень черный" [ВК I, 727])), К^Сга'аСзСза и К^СгаСзСзаСза (ibyadd≥≥ad≥a "становиться белым", idhammama "становиться темным") [Fischer 1965, 228, 230].

Насчет соотнесенности четырнадцатой породы с рассматриваемыми нами прилагательными есть различные мнения. У. Райт толкует первый пример как "быть большим", что, как мы уже обсуждали в 2.3.2.1, бесспорно является физическим признаком, но не может с безусловностью относиться к рассматриваемой нами группе; но другие примеры, приводимые им, вполне соответствуют такой семантике - ih≥lankaka "быть черным как уголь", i^lankaka "быть длинным и толстым (о волосах)", iq^ansasa "иметь горб спереди"; но i^fanjaja "быстро идти" [Wright 1974, 46-47]. Однако в словаре А. де Биберштейна-Казимирского [BK I, 1061, 482], форма ijh≥anéaéa не фигурирует вовсе, форма ish≥ankaka представлена как "третья" порода четырехконсонантного корня SH≥KK (аналог седьмой породы у трехконсонантных глаголов - с инфиксацией n). Кроме того, Б. М. Гранде [Гранде 1998, 135] приводит для четырнадцатой породы пример корня совсем иной семантики - if^anjaja 'сильно бить' (от ^afaja 'ударить палкой').

Мы подробнее рассмотрим девятую и одиннадцатую породы. Если первый радикал - слабый (w или y), в глагольной форме он выступает в виде y (iyraqqa\ "стать лиловым (о винограде)" от корня WRQ). Б. М. Гранде приводит примеры для девятой и одиннадцатой пород для корней с третьим слабым радикалом (в данном случаеy): соответственно i^ma\ya (вместо i^mayya) и i^ma\yya "ослепнуть" [Гранде 1998, 133]. К. Брокельманн в качестве примера подобной породы приводит также форму ih≥wawa\ "быть темно-бурым" [Brockelmann 1966, 517-519]; в словаре А. де Биберштейна-Казимирского от глагола h≥awiya (восстанавливаемого как h≥awiwa) "быть темно-зеленого или темно-красного цвета, переходящего в черный" приводятся (без номеров пород) производные формы ih≥wawa\ и ih≥wawwa\ с тем же значением, а также ih≥wa\wa\ "быть зеленым, зеленеющим" [BK I, 521].


 

67

У. Райт приводит и такие примеры:   ir^awa  "\воздерживаться,  удерживаться",  ijdawa "стоять на цыпочках" [Wright 1966, 219].

3.2.            Гораздо реже можно встретить эти породы для корней, от которых не образованы
прилагательные   рассматриваемой   нами   модели   (XI   ihd≥arra\   "пылать   от   гнева",
прилагательное &ahd≥aru не засвидетельствовано [BK I, 396]) или вовсе другой семантики
(IX irfad≥d≥a "рассеяться" [Fischer 1997, 206], iqtawa\ "брать кого-л. на службу, звать кого-л.
в  слуги"   [BK II,  675]).  У. Райт приводит и другие  примеры - izwarra  и  izwarra
"отворачиваться", irbatta и irbatt\a "рассеиваться", irqadda "быстро бежать", ié^a\nna "быть
растрепанным"
[Wright 1966, 219], см. также [Fischer 1965, 229-230]. Кроме того, подобная
девятой порода образуется для четырехконсонантных корней - iC1C2aC3aC3C3a, но она
уже не привязана ни к какой именной основе. В. Фишер пишет, что в классической
арабской  поэзии  таких  глагольных  форм  девятой  породы,   которые   соотносятся  с
прилагательными цвета и физического признака, можно встретить не так много, он
приводит примеры на 17 корней (в основном на значение цвета) и сверх того несколько
примеров из арабских словарей [Fischer 1965, 228-229]. В словаре А. де Биберштейна-
Казимирского таких примеров значительно больше. М. Годфруа-Демомбин и Р. Блашер, а
вслед за ними и У. Райт особо отмечают, что геминация третьего радикала служит для
того, чтобы показать, что значение этих форм - "интенсивность"
(intensiveness, арабский
термин mubalag\;atun) [Gaudefroy 1952, 68; Wright 1974, 43]. Разграничить значения девятой
и одиннадцатой пород довольно сложно. Традиционно считается, что девятая обозначает
постоянное свойство, в то время как одиннадцатая - временное; есть также мнение, что
одиннадцатая порода обозначает более высокую степень свойства, отраженного девятой
породой  (см.,  напр.,  Gaudefroy  1952,  71);  однако в результате  анализа глагольных
значений можно прийти к выводу, что эти породы не очень строго различаются по смыслу
(см.
Wright 1974, 43-44).

3.3.            Указанные   породы   -  не   единственные   для   корней   со   значением   цвета   и
физического признака. В арабском языке можно встретить первую, вторую, четвертую
породы с подобным значением. Кроме того, от глагола ^alida "быть твердым" образуются
тринадцатая
i^lawwada (с инфиксацией -ww-) "быть тяжелым", пятнадцатая i^landa\
инфиксацией -n- и долгим -a\ на конце) "быть толстым и крепким" [BK II, 340]. Ср. тж.
двенадцатую породу ih≥dawdaba "быть горбатым" (ср. &ah≥dabu "горбатый"), ixdawd≥≥ara
"становиться черно-бурым, черно-зеленым", ih≥lawlaka "быть черным как уголь" и пр.
[Gaudefroy 1952, 72; Wright 1974, 46; Wright 1966, 220]. Однако употребление девятой и
(реже) одиннадцатой пород для таких корней гораздо более регулярно, и это является еще
одним подтверждением некоторой обособленности слов, образованных от этих корней.


 

68

Мы не собираемся утверждать, что наличие специальных глагольных форм может быть критерием для выделения прилагательных. Однако связь между соответствующими глаголами и именами очевидна. М. Годфруа-Демомбин и Р. Блашер прямо утверждают, что эти глагольные породы являются производными от прилагательных цвета и физического признака [Gaudefroy 1952, 68]. Другие ученые не настаивают на такой точке зрения. В. Фишер специально отмечает, что данные глагольные породы исторически не связаны с рассматриваемыми прилагательными - напротив, их более резонно сопоставлять в этом аспекте с интенсивными моделями, характеризуемыми геминацией или редупликацией третьего радикала и вытесненными моделью &aC1C2aC3-: C1uC2uC3C3-, C1iC2iC3C3-, C1iC2aC3C3-; C1uC2C3uC3-, C1iC2C3iC3-, C1uC2C3aC3-, C1iC2C3aC3-; C1uC2C3uC\3-, C1iC2C3a\C3-, C1iC2C3êC3- [Fischer 1965, 228] (см. 2.7.1). Мы также предпочитаем говорить лишь о том, что соответствующие глаголы и имена произведены от одних корней со специальными значениями, и о синхронной корреляции между этими глаголами и именами. Наличие же у этих пород других значений, не связанных с цветом и физическим признаком - факт, с которым следует считаться, однако такие случаи гораздо более редки.

4.0.   Прилагательные цвета и физического признака с точки зрения
выделения прилагательных в арабском языке

4.1.      Одной из целей настоящей работы является сопоставление данных прилагательных

со всеми остальными прилагательными арабского языка. Группа рассматриваемых нами прилагательных цвета и физического признака, по-видимому, является единственной группой слов, которые можно отнести к прилагательным с морфологической точки зрения (Х. Вер также пишет, что эта группа "функционирует полностью как прилагательное (vo/llig adjektivisch fungiert)" [Wehr 1953, 570]). У нас есть основания полагать, что факт сохранения у этих имен особых форм образования мужского и женского рода и общего множественного числа свидетельствует о том, что эти имена синхронно воспринимаются как отдельная группа истинных прилагательных.

4.2.      Между   тем   Е. Курилович   считает   их   по   происхождению   субстантивами   с
абстрактным   значением.   Ученый   утверждает,   что   имена   модели  
&aC1C2aC3u   (как
"элатив/суперлатив", так и рассматриваемые нами) образованы от такой же глагольной
модели - &aC1C2aC3a, IV (каузативная) порода - имеющей также значение "интенсивности"
[Kurylowicz    1961,    159,    170-171],    т.е.    они    являются    отглагольными    именами,
употребляемыми также  в  адъективных позициях.  Однако  Е. Курилович приводит в
качестве подтверждения своего тезиса только две арабские глагольные формы - &
asmana


 

69

"быть жирным" (ср. samina "быть жирным и полным" [BK I, 1143], имя &asmanu имеет сравнительное значение "более жирный" [ibid.]) и &aékala "быть сомнительным" (см. также значения этой формы в словаре А. де Биберштейна-Казимирского: "3. Быть зрелым, почти начинать чернеть (о винограде, финиках и пр.). 4. Иметь хорошие новые финики (о пальме)" [BK I, 1259]) (ср. éakila "1. Становиться сомнительным, двусмысленным, неясным (о деле)" [ibid.], при этом прилагательное &aékalu имеет следующие значения: "1. Смешанный из двух оттенков, напр., красный, смешанный с белым, белый с оттенком красного. 2. Бурый, красный, смешанный с черным (в шерсти верблюдов). 3. Имеющий бока белой масти (козел). 4. Более похожий на. 5. Более сомнительный, более двусмысленный, более сложный, более неясный и трудный для разрешения. 6. Более красивый, более изящный. 7. Горный лотос" [BK I, 1260]). Здесь ученый проводит параллель с образованием абстрактного имени по модели C1aC2aC3- от глагольной модели первой породы со срединным -i- (в глаголах первой породы, в отличие от всех прочих, срединный гласный в прошедшем времени может быть различным; как правило, глаголы первой породы со срединным -i- обозначают "состояние"), выстраивая следующую пропорцию:

C1aC2iC3a : C1aC2aC3- = &aC1C2aC3a : &aC1C2aC3-.

К этой пропорции ученый приводит также аналогию из древнееврейского языка: инфинитив haC1C2a\C3a \от каузативной породы hiC1C2êC3 (аналога арабской четвертой породы), являющийся арамеизмом, но примеров для этих форм Е. Курилович не дает. Здесь крайне важно отметить наличие в древнееврейском языке глаголов в каузативной породе, имеющих значение цвета и физического признака: hilbên "стать белым" (от la\ba\n "белый") и heh≥rêé "стать тихим" (от he≥\re\é< *h≥irrêé "глухой"; ср. &axraéu "глухой") [Speiser 1967, 469].

В качестве параллели здесь также имеет смысл привести аккадскую именную модель éuC1C2uC3- для прилагательных со значением, близким к интенсивному -"положительная форма с выраженной эмоциональностью (gefu/hlsbetonter Positiv)" [Fischer 1965, 189], "с повышенным относительно обычных прилагательных значением (mit gegenu/ber dem einfachen Adj. gesteigerter Bedeutung)" [Soden 1995, 82]: напр., éuturum "особенно, слишком большой" (от watrum "чрезмерный"), éurbu[m "очень большой" (от гаЪйт "большой"), ЫЩй "возвышенный (exalted)" (от Ыай "высокий (lofty)"), éu\qu "наиболее драгоценный" (от waqru "драгоценный") (все четыре вышеназванных эпитета обычно относятся к богам); éupéuqu "наиболее трудный" (от paéqu "трудный"), éumrus≥u


 

70

"жестоко пораженный, мучительный (sorely afflicted, painful)" (от mars≥u "больной, страдающий"), éu\nuhu "измученный" (от anhu "усталый"), éu&duru "в го;ре" (от adru "темный, взволнованный"); сюда также относится группа прилагательных, соотносимых с формами статива - éupéuhu "мирный" (от paéih "в покое, в мире"), éudlupu "возбужденный" (от dalip "беспокоен"), éu\tuqu "превосходный"; возможно, также éanu\du "выдающийся" (от na&du "стремящийся, благоговейный (anxious, reverent)"). "Элативность" некоторых из этих имен подчеркивается тем, что они встречаются в одном контексте с прилагательными, от которых образованы, таким образом выделяется их усиленное значение (следует, однако, заметить, что указанные имена в аккадском представляют собой немногочисленную замкнутую группу, в то время как арабский "элатив/суперлатив" весьма продуктивен) [Speiser 1967, 473-478]. Возможно, также сюда относится вариант éabulu\ (от корня &BL) "весьма сухой". Эта модель изначально служит для образования пассивных причастий каузативной породы, напр.: éulputu "опрокинутый, разрушенный", éu\tuqu (ср. выше) "поднятый над", éu\s≥u[m (от корня WS≥Y) "выброшенный" [Soden 1995, 82]. Как мы видим, аккадские имена с интенсивным значением имеют те же показатели, что и глаголы каузативной породы, однако для Е. Куриловича этот факт должен являться критерием субстантивности аналогичных арабских имен. Между тем следует отметить, что указанные примеры скорее должны указывать на их адъективный характер имен, что противоречит утверждениям Е. Куриловича. (Возможно, следует также привести такие аккадские формы, как ШЪиЪи/ШЪаЪи "переутомленный" от labbu "сердитый, злой" и ЫгЪаЪи "жалкий" от rabbu "скромный" [Speiser 1967, 480].)

Е. Курилович считает модель &aC1C2aC3- удлинением модели C1aC2aC3- и в качестве примера приводит пару xa\lun (восстанавливаемую как xayalun) и &axyalu со значением "высокомерие, надменность" (такого же мнения придерживался и Я. Барт [Barth 1967, 223]). (Здесь же, однако, ученый замечает, что модель C1aC2aC3- также может иметь адъективное значение.) Однако, остается неясно, почему ученый сопоставляет именную модель с основой именно перфекта, поскольку основа перфекта восходит к древним моделям причастий, то есть также именных форм, поэтому такое сближение не доказывает глагольного происхождения форм - иначе следовало бы сопоставлять именные формы с основами имперфекта. Но основу имперфекта Е. Курилович использует для несколько иных сопоставлений. Далее ученый приводит параллель между глагольными формами yaswadu (форма 3-го лица единственного числа мужского рода от sawida) и yaswaddu (форма 3-го лица единственного числа мужского рода от девятой породы iswadda) "быть (становиться) черным", ya^waju и ya^wajju "быть согнутым", показывая, что особые именные и глагольные формы цвета являются интенсивными от


 

71

более простых моделей. Но Е. Курилович не объясняет, каким образом именная форма &aC1C2aC3-, происходящая, по его мнению от глагольной формы &aC1C2aC3a, стала соответствовать глагольным формам с редупликацией третьего радикала - девятой К^СгаСзСза и одиннадцатой iC1C2aC\3C3a. Е. Курилович, утверждая, что рассматриваемые нами именные формы являются субстантивами с абстрактным значением, приводит еще одну параллель - еврейские прилагательные цвета ya\ra\q "зеленый" и la\ba\n "белый" также являются усилительными от субстантивов, однако здесь ученый также не приводит примеров ни на корни, ни на субстантивные значения21.

Формы женского рода и множественного числа для этих имен Е. Курилович также производит от соответствующих абстрактных существительных: женский род для "элатива/суперлатива" - от таких существительных, как nu^ ma "\блаженное состояние, удовольствие", которые являются результатом удлинения модели C1uC2C3-22; женский род для прилагательных цвета и физического признака - от таких существительных как ba&sa\&u "несчастье, страдание" или bag;da\&u "ненависть", произведенных от глаголов, и пр. См. подобные модели также в [Fischer 1965, 211-212], где показано, что в этом случае модель С^аСгСза'и контаминирует с моделью C1uC2C3a (\а также с моделью C1aC2C3a\, см. аналогичную ситуацию в 2.4.2): bu^sa = \ba^sa\&u "несчастье, беда", rag;ba = \rug;ba\ = rag;ba\&u "желание" и пр. Однако сам В. Фишер напротив возводит абстрактные значения указанных моделей женского рода к адъективным и причастным, поскольку в арабском языке существует большое количество абстрактных существительных женского рода, образованных от основ с базовым адъективным и причастным значением, ср.: rag;êbatun "желание, пожелание" = ragba;\&u, fa\hi≥éatun "гнусность, низость" = fah≥éa, \munkaratun "неизвестное, непригодное" = nakra\& u "неизвестное; неприятное, непригодное" и пр. [Fischer 1965, 212].

Мы снова сталкиваемся со сложнейшей проблемой выделения прилагательных в арабском языке и отличия их от существительных. Мнение Е. Куриловича - еще одно доказательство того, что эта проблема остается одной из весьма важных для изучения арабского языка и что она еще не решена. Однако точка зрения ученого не объясняет наличия именно таких особых способов для образования рода и числа у рассматриваемых нами имен. В арабском языке существуют различные модели для абстрактных существительных, среди них есть и гораздо более частотные, в особенности для женского

21     "Древнееврейские названия цветов <...> также являются формами, усиленными субстантивацией, хотя и в
более слабой степени, чем в случае с арабским способом
(Les noms de couleurs he;b. <...> sont donc aussi des
formes renforce;es par la substantivation bien que dans un degre; infe;rieur au proce;de arabe)" [op. cit.,
171].

22     Однако там же Е. Курилович говорит о возможности происхождения модели C1uC2C3- (по-видимому,
исходной для элатива) от первичных прилагательных [op. cit., 171].


 

72

рода (со стандартным показателем -at-). Не становится ясно, почему среди большого числа абстрактных существительных со значением, близким к "интенсивности" или физическому признаку (отметим, что в приведенных Е. Куриловичем примерах семантика достаточно размытая), в качестве словоизменительных форм выбраны именно те, а не другие. Так, Е. Курилович утверждает, что для суперлатива форма С^иСгСза стала регулярной формой женского рода для модели 'аС^аСзи не из-за развития семантики, как полагал, например, Я. Барт (h≥usna\ "красота (beaute;)" > "красавица (la belle)" = "самая красивая (la plus belle)") [Barth 1967, 385], а из-за того, что модель &aC1C2aC3u вытеснила модель C1uC2C3a\, ограничив употребление последней только в позиции приложения (тот же механизм, по мнению Е. Куриловича, привел к тому, что модель С^аСгСза'и стала формой женского рода для &aC1C2aC3u в значении цвета и физического признака) - так же, как в геэзе модель C1aC2C2êC3 вытеснила более древнюю модель С^аСгСгаСз как в первичном абстрактном субстантивном значении, так и во вторичной функции приложения, вследствие чего последняя стала формой женского рода для первой [op. cit., 171, 172, 110] (см. также об этих моделях прилагательных в главе 2, 1.9.1). Но здесь ученый опять же не приводит примеров для такого развития ни на арабский, ни на эфиопский материал. Очевидно, что мы не имеем права с порога отвергать мнение Е. Куриловича. Однако факт выбора определенных форм для образования рода и числа должен служить для нас аргументом в пользу совсем иного утверждения - о том, что перед нами все же отдельная группа имен арабского языка, по-видимому, более близкая к прилагательным, чем к существительным. Напротив, взгляд, высказанный в монографии М. Годфруа-Демомбин и Р. Блашера [Gaudefroy 1952, 113], о том, что большинство существительных женского рода, образованных по модели C1aC2C3a\&u, происходит от соответствующих прилагательных (см. 2.4.2), представляется нам более убедительным. Вновь отметим что Е. Курилович не приводит примеров абстрактного субстантивного значения для модели &aC1C2aC3u. Пропорция, приводимая ученым, представляется нам произвольной; кроме того, следует отметить, что абстрактное значение у соответствующей формы возникает всегда позже конкретного.

Кроме того, мы хотим также заметить, что в настоящей работе нас в первую очередь интересует не столько этимология тех или иных форм, сколько их синхронное значение. У нас нет четкой уверенности в том, что рассматриваемые нами формы прилагательных цвета и физического признака происходят от абстрактных существительных, или, наоборот, абстрактные существительные с подобным значением происходят от соответствующих форм прилагательных. Для нас важнее ситуация, в


 

73

которой эти прилагательные выделяются среди других имен арабского языка, что дает нам основание считать их истинными прилагательными.

4.3.0. Образование степеней сравнения у рассматриваемых прилагательных

4.3.1.   По    причине    совпадения    форм    мужского    рода    элатива/суперлатива    и
прилагательного цвета и физического признака степени сравнения у этих прилагательных
образуются иначе, чем у других -    аналитически, при помощи существительных со
значением цвета ("краснее; самый красный" -
&aéaddu/&aktaru (1) hu≥mratan (2), букв,
"сильнее/больше (1) краснотой (2); самый сильный / наибольший краснотой"; "белее;
самый белый" - &aéaddu/&aktaru (1) bayad\≥an (2), букв. "сильнее/больше (1) белизной (2);
самый сильный / наибольший белизной" (см., напр., [Fleisch 1961, 414]) - ср.  "красивее;
самый красивый" - &ajmalu от jamêl- "большой"); но, как было показано в 1.1.3.1, наличие
или отсутствие особых форм для степеней сравнения не должно являться критерием для
отнесения данного слова к прилагательным. В арабском языке случается использование
аналитического способа для образования степеней сравнения и от других прилагательных,
это происходит по той же схеме: "вспомогательное" прилагательное в форме элатива +
существительное   в   форме   аккузатива   неопределенного   состояния,   напр.,   &aktaru
taqadduman
"более/самый прогрессивный", букв. "больше/наибольший прогрессом"   от
taqaddumun   "прогресс";   &akmalu   tanz≥êman   "более/наиболее   организованный",   букв,
"полнее/полнейший  организацией"  от  tanz≥êmun  "организация,  порядок".   Как  пишет
Г. Ш. Шарбатов, "этот способ применяется в том случае, когда форма превосходной и
сравнительной степени данного корня уже получила употребление в другом лексическом
значении   или   в   другой   морфологической   функции,   либо   когда   не   существует
необходимого прилагательного в форме положительной степени" [Шарбатов 1961, 41-42].
В случае с прилагательными цвета и физического признака мы имеем дело с первым
условием. Здесь мы снова видим, что "степени сравнения" образуются скорее от корня,
чем  от конкретного  имени  или  модели.  Отметим,  что    
C1uC2C3at-  и  C1aC2a\C3-  -
специальные модели для существительных со значением цвета, см. 2.8.

Впрочем, встречаются также случаи омонимии положительной и сравнительной/превосходной форм для рассматриваемых прилагательных, напр., &aswadu "черный; более черный" (при втором значении это прилагательное так же, как и при первом, имеет форму множественного числа sudun\); &ah≥maru minhu "краснее его"; &ah≥maruhum "самый красный из них" - эти примеры, в отличие от аналитических форм, характерны, в основном, для современного арабского языка. Но есть примеры и из классической поэзии: ^antarah bnu-Éaddad: 67.4: f\ê^a\luhum (1) bi (2)-l-xubti (3) &aswadu (4)


 

74

min (5) jildê (6) "поступки их (1) мерзостью (2-3) чернее (4) кожи моей (5-6)" [Полосин 1995, 29], и из Корана: 17.74: wa (1)-man (2) ka\na (3) й (4) ha\dihi (5) &a^ma\ (6) fa-huwa (7) fi (8) l-&a\xirati (9) &a^ma (10) wa (11)-\&ad≥allu (12) sabêlan (13) "И (1) кто (2) был (3) в (4) этом [мире] (5) слеп (6), тот (7) в (8) другом (9) более слеп (10) и (11) более заблудившийся (12) в отношении пути (13)" (см. [Gaudefroy 1952, 98]); К. Брокельманн также приводит пример &ah≥maqu minhu "глупее его" [Brockelmann 1953, 69]. (Отметим, что в большинстве случаев прилагательные физического признака согласно своей семантике степеней сравнения не образуют - в примере из Корана мы имеем дело с поэтизмом.) Ср., однако, данные египетского диалекта: &iswid "черный" - &aswad "чернее" (в остальных диалектах эти формы омонимичны; в алжирском диалекте "белее" - byêdktêr) [Шарбатов 1991, 302].

4.3.2        (Пример на сравнительную функцию подобных прилагательных в древнееврейском
языке: ... h·akl-l- (1) _Œnƒyim (2) miyyƒyin (3) ³l_b„n (4) "innayim (5) mŒh·ƒlƒb (6) "...
более блестящ (1) очами (2), чем вино (3), и белее (4) зубами (5), чем молоко (6)" (Gn
49:12).)23

4.3.3        О близости элатива/суперлатива (или формы со значением интенсивной степени) и
прилагательных цвета и физического признака писал
Х. Вер, приводя параллельные
примеры на редупликацию в тех и других формах из турецкого - kupkuru "весьма сухой",
bombos "весьма пустой"; bembeyaz, simsiyah, sapsarÈ, kÈpkÈrmÈzÈ, yemyes≤il и полинезийских
языков - самоа teletele "очень большой", маори rikiriki "очень маленький"; самоа mumu
"красный", sinasina "белый", senasena "желтый", тонга uliuli "черный", таитянский teatea
"белый" [Wehr 1953, 571]. В статье [Sasse 1991, 274] говорится, что во многих языках
цветообозначения образуются посредством редупликации основы имени, обозначающего
объект, характеризуемый соответствующим цветом (т.е. значение цвета коррелирует со
значением интенсивности), однако примеров в статье не приводится. По-видимому, обе
группы обозначают нечто выделенное; далее Х. Вер пытается передать общий компонент
значения модели &aC1C2aC3- (как для прилагательных цвета и физического признака, так и
для  "элатива/суперлатива")  как "пораженный чем-л.   (как болезнью)"  (behaftet mit),
"отличающийся  чем-л."  (ausgezeichnet  durch),  "бросающийся  в  глаза  как  какой-л."
(auffalend als), "какой-л. по натуре" (geartet wie) [ibid., 617ff.].

23 Мы выражаем особую благодарность М. С. Булах за предоставленный пример. Отметим, однако, что в древнееврейском сравнительная и превосходная степень вообще оформляются лишь синтаксически (см., напр., [Steiner 1997, 164]).


 

75

5.0.   Синтаксические  функции  прилагательных цвета и  физического
признака

5.1.      Среди найденных нами текстов, в которых встречаются прилагательные цвета и

физического признака, мы обнаруживаем довольно много примеров на их употребление в роли согласованного определения и именного сказуемого.

Примеры на употребление в функции согласованного определения: ^antarah bnu-Éadda\d: 17.1 = al-Hu≥èay&ah: 107.1: jara\ (1) bi (2)-baynihimu (3) l-g;ura\bu (4) l-&abqa^u (5) "принес (1-2) разлуку им (3) ворон (4) пятнистый (5)"; ^antarah bnu-Éadda\d: 1.49: éakaktu (1) bi (2)-r-rumh≥i (3) l-&asammi≥ (4) tiyabahu (5) "\пронзил я (1) копьем (2-3) крепким (4) одежды его (5)" [Полосин 1995, 56, 278].

Примеры на именное сказуемое, именную часть сказуемого, предикативное определение: ^antarah bnu-Éaddad: 70.2: \éa\ba (1) ra& (2) fa (3)-sa≥ra (4) \&abyad≥a (5) lawnan (6) "поседела (1) голова моя (2) и (3) стала (4) белой (5) цветом (6)"; ^antarah bnu-Éadda\d: 79.11: taray (1) baèalan… (2) wa (3)-hwa (4) &^atu (5) &agbaru; (6) "ты видишь (1) героя (2)… и (3) он (4) - с растрепанными волосами (5), запыленный (6)"; ^antarah bnu-Éadda\d: 32.7: ya^du\na (1) bi (2)-l-mustal&imêna (3) ^awabisan (4) \qu\d≥an (5) "бегут они (1) за (2) надевшими кольчугу (3), суровые (4), послушные (5) (последние два прилагательных стоят в винительном падеже неопределенного состояния - это обычная для арабского языка позиция предикативного определения) [Полосин 1995, 66, 252, 406].

Кроме того, мы находим свыше двадцати примеров на функцию спецификации. Примеры: &awladu\ (1) <…> h≥awla (2) qabri (3) &abê-him (4) qabri (5)-bni (6) ma\riyata (7)-l-karêmi (8)-l-mufad≥dali≥ (9) bêd≥u (10)-l-wuju\hi (11) karêmatun (12) &ah≥sa\bu-hum (13) éummu (14)-l-unufi\ (15) [Rida≥\, 97] ("сыновья (1) <…> вокруг (2) могилы (3) отца их (4), могилы Ибн (6)-Мария (7) благородного (8), досточтимого (9), белые (10) лицами (11), благородны (12) достоинства их (13), высокие (14) носами (15) (т.е. гордые)"), ^urwah bnu-l-Ward: 24.3: tara\ (1) kulla (2) bayd≥a\&i (3)-l-^awa\rid≥i (4) t≥aflatin (5) [Полосин 1995, 66] ("ты видишь (1) каждую (2) белую (3) боковыми зубами (видимыми при улыбке) (4) нежную (5)"). Существует также пример прилагательного, употребляемого исключительно в функции спецификации: прилагательное &aèradu согласно словарю А. де Биберштейна-Казимирского встречается только в конструкции &aèradu l-h≥a\jibayni "безбровый" [BKII, 69].

Примеры на функцию характеристики действия нам не встретились, что неудивительно с точки зрения семантики рассматриваемых прилагательных - признаки, ими обозначаемые, могут относиться к людям, животным и предметам, но весьма маловероятно, чтобы они могли характеризовать образ действия.


 

76

5.2.0. Проблема субстантивации рассматриваемых прилагательных

5.2.1.   Кроме того, среди рассмотренных нами контекстов нам встретилось достаточно
много примеров субстантивации прилагательных из этой группы (96 примеров из словаря
Полосина, 26 примеров из Корана) (напр.,
al-H≥uèay&ah: 77.8: Ыпппип (1) &abu-\hu (2)
&axdariyyun (3) wa-&ummu-hu (4) mina (5)-l-h≥uqbi (6) "средней упитанности (1), отец его (2)

-   дикий осел (3), и мать его (4) из (5) тех, кто с белой полосой на брюхе (6)" [Полосин
1995, 122]). Однако по большей части это результат приема, часто используемого в поэзии

-   употребления эпитета в роли определяемого слова: так, вместо слова "меч" говорится
"блестящий" (&abyad≥-), вместо "верблюдица" (или "бурая верблюдица") - "бурая" (&adma\&-
). (Ср., например, русское прилагательное "сохатый", обычно выступающее как эпитет к
существительному "лось", но и часто употребляемое вместо него.) См. в 2.3.1.3 список
прилагательных, образованных по модели, рассматриваемой нами, взятый из [Пурцеладзе
1990], работы, посвященной этому поэтическому приему. Н. Н. Пурцеладзе отмечает, что
прилагательные цвета (причем не обязательно образованные по рассматриваемой нами
модели) могут принимать в качестве такого "второго значения" очень большой набор
предметов и понятий - так, например, прилагательное
&axd≥aru "зеленый, синий, черный,
темно-серый, цвета ржавчины" может обозначать лист дерева, траву, небо, воду, ночь,
лошадь и пр. Такой большой охват имен, которые можно заменить прилагательным цвета,
объясняется    специфической    цветовой    картиной    в    арабском    языке   
[Purtseladze
(forthcoming)]. Н. Н.
Пурцеладзе наглядно показывает, что данный прием характерен лишь
для поэтического языка ([Пурцеладзе 1990, 57] и сл.).

 

5.2.2.      Мы также встречаем контексты, в которых прилагательное физического признака
выступает в субстантивной позиции, ничего не замещая, напр.:
^antarah bnu-Éaddad: 3.1:
yaku\na (1) jilduki (2) mitla (3) jildi (4)-l-&ajrabi (5) "чтобы была (1) кожа твоя (2) как (3)
кожа (4) шелудивого (5)" [Полосин 1995, 81] - ср. в русском предложении "слепой шел по
улице", где налицо субстантивация прилагательного "слепой". Как отмечалось в 1.2.1, в
некоторых синтаксических позициях вообще трудно отличить арабские прилагательные
от существительных, так что здесь рассматриваемые нами имена ничем не отличаются. Но
для нас в таком случае важнее их морфологические особенности и более или менее
замкнутая семантика. Кроме того, такие имена можно также представить и в качестве
"заместителей", напр., субстантивация прилагательного со значением "шелудивый" может
являться результатом эллипсиса в словосочетании "шелудивый человек".

5.2.3.      Как  уже   обсуждалось   выше   (см.   раздел   2.4),   по   рассматриваемой   модели
образуются также и собственно существительные - ^urwah bnu-l-Ward: 2.9: la\ (1) &ansa (2)


 

77

qawla-ha\ (3) li-ja\rati-ha\ (4) ma (5) \&in (6)ya^êéu (7) bi-&ah≥wara (8) "\я не (1) забываю (2) речи ее (3) к соседке ее (4), что (5) поистине (6) он живет (7) разумом (8)" [Полосин 1995, 132]; см. также пример на такое значение для этого имени в [BK I, 511]: та уа'ХЫ bi-&ah≥wara "он не живет разумной жизнью (il ne vit pas sagement)". Также и в словаре А. де Биберштейна-Казимирского для многих этих прилагательных приводятся отдельные субстантивные значения, совсем не всегда те, которые они замещают в поэтических текстах, и даже семантически не связанные с ними - это могут быть и имена мужского рода по модели &aC1C2aC3-, и имена женского рода по модели C1aC2C3a\&- - напр., для корня BRQ приводится прилагательное &abraqu со значением "пестрый, смешанный из белого и черного (о веревке из двух жгутов разных цветов или о других вещах)", существительное &abraqu со значением "твердая земля из грязи, камней и песка (sol dur compose; de boue, de pierres et de sable)" и существительное barqa\&u "1. Глаз. 2. Твердая земля из грязи, камней и песка" [BK I, 115] (возможно, земля как-то связана с бело-черным цветом, но о глазе мы этого сказать не можем); для корня XD≥R приводится прилагательное &axd≥aru со значениями "1. Зеленый. 2. Черный. 3. Темный" и существительное &axdaru≥ со значениями "4. Пальма. 5. Темная ночь. 6. Человек, про которого говорят, что он богат от дохода со своих земель (homme que Гоп cite comme riche du revenu de ses terres). 7. Подлый человек" [BK I, 586] (если для первых двух субстантивных значений мы легко можем установить связь с адъективными, то для двух последних мы не видим надежной связи); для корня SH≥M приводится прилагательное &ash≥amu с формой множественного числа & asa\h≥imu, как у формы "элатива/суперлатива", вместо ожидаемой suh≥mun и со значением "черный", существительное &ash≥amu с той же формой множественного числа и со значениями "2. Ворон. 3. Рог. 4. Идол. 5. Бурдюк с вином. 6. Облако. 7. Кровь, в которую приносившие клятву окунали руки, чтобы придать их клятве больше торжественности (sang dans lequel ceux qui faisaient un serment plongeaient les mains pour donner plus de solennite; a' leur serment). 8. Сосок (на вымени)" и существительное sahma\&u со значением "зад" [BK I, 1063] (для большинства субстантивных значений связь с адъективным по меньшей мере неочевидна).

Мы не можем игнорировать этот факт, и он также является подтверждением размытости границ между существительными и прилагательными в арабском языке. Особо отметим, что приведенный пример из словаря Вл. В. Полосина иллюстрирует наличие абстрактного субстантивного значения у такого имени (см. также мнение Е. Куриловича, кратко изложенное в 4.2). Но все же случаи употребления этих форм в адъективном значении гораздо чаще (пример на абстрактное субстантивное значение, не являющийся результатом замещения, был найден в словаре Вл. В. Полосина только один -


 

78

он был приведен выше), и факт наличия у таких прилагательных особых форм рода и числа свидетельствует как об их отличии от других прилагательных, так и об их отличии от существительных; случаи субстантивации (как результат поэтического замещения, так и субстантивации как таковой), равно как и собственно субстантивные значения следует все же считать окказиональными.

6.0. Выводы

6.1.      Таким образом, мы видим, что перед нами особая группа прилагательных, которые

можно выделить морфологически и семантически и которые выступают в прототипических для прилагательных функциях (в приложении приведены все найденные нами примеры из Корана и "Словаря поэтов племени ^абс" Вл. В. Полосина), в том числе и в одной из присущих исключительно прилагательным - функции спецификации. То есть данные прилагательные, с одной стороны, близки другим "прилагательным" арабского языка (область значения, синтаксические функции; невозможность или другой способ образования степеней сравнения, как было показано в 1.1.3.1, важной роли для выделения прилагательных в арабском языке не играет), с другой стороны, отличаются от них как раз в сторону адъективации (особые формы для образования рода и числа). Отметим также, что среди прилагательных указанной группы, в отличие от большинства имен арабского языка, прилагательные, обозначающие признак, присущий исключительно женщине, имеют женский род, а не мужской (ср. обычные случаи в разделе 1.1.1), напр., matka\&u "1. Имеющая слишком длинный клитор (необрезанная женщина). 2. Пострадавшая в результате сожительства с применением насилия вплоть до разрыва промежности (женщина) (abôme;e par la violence de la cohabitation, au point que le perine;;e est de;chire;e (femme))" [BK II, 1058]. Как было указано в 2.7.1 и сл., в арабском языке есть небольшие редкие группы прилагательных, обозначающих физический признак и/или цвет (особо отметим древние модели для обозначения цвета yaC1C2uC\3-/yaC1C2êC3- и C1uC2a\C3-), но они достаточно периферийны и, что важнее, не принимают особых, отличных от общих, показателей рода и числа. Рассмотренная в 2.7.8 модель С^аСгСзапи весьма близка к модели &aC1C2aC3u, поскольку также имеет особые формы мужского и женского рода и общую форму множественного числа для обоих родов, однако, как было показано выше, эта группа не сохранила столь строгой системы распределения показателей рода и числа, как группа прилагательных цвета и физического признака, а также имеет гораздо менее ясную общую семантику.


 

79

Можно было бы возразить, что примеры именных значений прилагательных модели 'аС^гаСзи (здесь уместно вновь вспомнить мнение Е. Куриловича о происхождении данных прилагательных от абстрактных существительных - см. 13.2), а также случаи субстантивации, как кажется, не отличают их от других имен арабского языка, но для нас в данном случае более важным аргументом является особый способ образования форм, а также тот факт, что значения цвета и физического признака у данных прилагательных является первым и базовым. Возможно, также для выделения этих прилагательных как отдельного класса важна их корреляция с особыми глагольными породами и особой именной формой, проявляющейся также в аналитически образованных степенях сравнения (см. 4.3.1). Вспомним принадлежность этих прилагательных к двухпадежному склонению, что также должно свидетельствовать об их выделенности среди других имен арабского языка. Другие прилагательные с подобными значениями не обладают всем набором этих свойств. При этом модель &aC1C2aC3-/C1aC2C3a\&-/C1uC2C3-, по которой образуются эти прилагательные, как мы могли заметить, была достаточно продуктивна и употребительна, по крайней мере, в классический период арабского языка.

Мы упоминали в разделе 2.2, что среди рассматриваемых прилагательных встречаются случаи отклонения от нормы при образовании форм множественного числа и (реже) женского рода (под отклонениями от нормы мы в данном случае понимает выбор иной модели; варианты выбора другого гласного в случае со вторым слабым радикалом или выбора другого слабого в случае с третьим слабым радикалом - &ajyadu - jêdun красивой шеей", &axyafu - xawfun "у кого один глаз голубой, а другой черный; с широким выменем", & ah≥na\ - h≥anya\&u "выгнутый" мы не рассматриваем). Мы проанализировали собранный нами материал (см. Приложение I) и получили следующую статистику: из 102 прилагательных со значением цвета нам встретились 7 случаев отклонения от нормы (&a\damu - &udma\nun "смуглый"; &abtaru - butra\&u "куцый"; &abraqu - &aba\riqu "пестрый"; &ahm≥aru - &ah≥a\miru "красный"; &adsamu dusumun "темно-пепельно-серый"; &ash≥amu -&asah\≥imu "черный"; &ag;arru - gurr;a\nun "белый"), при этом лишь для 2 из них (&abtaru, &ash≥amu) стандартная форма не приводится; из 670 прилагательных со значением физического признака нам встретились 49 случаев отклонения от нормы (&abjaru -bujran\un "пузатый"; &abhamu - buhumun "не умеющий говорить"; &ajh≥amu - juhu≥mun, jah≥ma\ "большеглазый"; &ajdalu - &ajad\ilu "изящно склоняющийся"; &ajdamu - jadma\ отсеченными конечностями; больной слоновой болезнью"; &ajrabu - jarba\, &aja\ribu "шелудивый"; &ajzalu -juzla\&u -jazlun "с покалеченной спиной и плечами"; &ajladu -juldu, &ajal\idu "твердый"; &axrasu - xursa\nun "немой"; &axéanu - xuéunun "грубый наощупь"; &axmasu≥ - &axa\mis≥u "поджарый"; xayfa\&u - xayfawa\tun "у кого один глаз голубой, а другой


 

80

черный; с широким выменем"; &adsamu - dusumun "жирный"; &adna&u - dan a "согбенный"; &arqamu - &araq\imu "пестрый"; ranqa\&u - ranqa\wa\tun "несущий яйца; лишенный растительности"; &astahu - sutha\nun "с большими ягодицами"; &asdalu - sudalu "висячий"; &asqa^u - &asa\qi^u "с зелеными перьями и белой головой"; &aéja^u - éuju^un, éija\^un, éajayi\^un "длинный"; &aémaèu - éumèan\un "седеющий"; &aéyabu - éuyubun "беловолосый"; &as≥laxu - s≥alxa\ "глухой"; &as≥lafu - &as≥a\lifu, s≥ala\fa\ "жесткий и неплодородный"; &as≥ammu - s≥umma\nun "глухой"; &as≥ma^u - s≥um^a\nun "поднимающийся; с маленькими ушами; худой"; &ad≥azzu - d≥uzazun\ "узкий; со сжатыми челюстями"; &a^zalu -^uzzalun, ^uzlan\un, &a^za\lun, ma^az\êlu "с хвостом на сторону; не проливающий дождя"; 'а'та - 'итуапип, 'а'та'ип "слепой"; 'a'waru - 'uwaranun, 'iyaranun, 'a'awiru "одноглазый"; &ag;yadu - g;ay da "\рыхлый; спящий с головой набок"; &afra^u - fur^a\nun "волосатый"; &aqaddu - qidad\un "с ровно обрезанными краями; украшенный перьями"; &aqra^u - &aqa\ri^u "лысый"; &aqzalu - &aqa\zilu "хромающий"; &aqèa^u - qaè^un, qaè^a\nun отрезанной рукой; немой; с белыми перьями на животе"; &aksahu≥ - kush≥a\nu парализованными частями тела"; &akéafu - kuéfa\nun "с кривой костью хвоста"; &aladdu -lida\dun "с длинной веной"; &alyalu - layla "\долгий" (см., впрочем, в 1.1.3.1 упоминание формы &alyalu как образованной от существительного laylun «ночь» со значением, близким к превосходному); &amraèu - miraèatun "без шерсти"; &am^azu - &ama^\izu, ma^za\&u -ma^zuwa\tun "жесткий"; &anjalu - nujjalun, nija\lun "широкий; с большими и красивыми глазами"; &anaèèu - nuèuèun "длинный"; &ahtamu - &aha\timu "со сломанными от удара передним зубами"; wah≥fa\&u - wah≥af\ê "из черных камней"; &aw^asu - &awa^\isu "песчаный"; &awhadu - &awah\idu "вдавленный"; &aybasu - &ayab\isu "сухой"), при этом для 21 из них (&ajh≥amu, &ajdamu, &ajzalu, &ajladu, &axmas≥u, xayfa\&u, &adna&u, &arqamu, &asdalu, &asqa^u, &aéja^u, &as≥lafu, &aqzalu, &aqèa^u, &aksah≥u, &akéafu, &anjalu, &anaèèu, wah≥fa\&u, &awhadu, &aybasu) стандартная форма не приводится.

Из 183 прилагательных с иными значениями нам встретились 106 случаев, где формы женского рода и/или множественного числа не приводятся вовсе (&a\natu "женский", batla\&u "единственная", &abarru "находящийся в земле, в пустыне", & аЫахи "гордый", & abladu "глупый", &atéah≥u "жадный", & atwazu "благородного происхождения", &atqalu "тяжкий", &atallu "богатый", & ajh≥adu "бедный; скупой", & ajla^u "бесстыдный", ' ajnafu "отклоняющийся от верного пути", & ah≥sabu "удачно заменяющий", has≥≥na\&u "целомудренный",& ahmas≥≥u "сильный, твердый", & ah≥wabu "преступник, грешник",& ah≥wazu "ловкий, готовый действовать",& ah≥wasu "смелый",& axbalu "сумасшедший",& axsaru "мот", &axallu "бедный", &axlafu "неосторожный, глупый", & axyabu "обманывающий", &axyasu


 

81

"многочисленный", & adtaru "ленивый, небрежный", &ad^abu "глупый", &adqa^u "жестокий (о голоде)", &adra^u "у кого один родитель свободный, а другой раб; красноречивый", 'arbaèu "бездетный", &arbagu; "обильный", &arta\ "неустающий", ' агЫти "желающий блюда", &arg;alu "удобный", &arfag;u "живущий в изобилии", &arakku "слабый духом", &arwabu "ошеломленный", &arwag;u "хитрый", &aryanu "отнимающий силы", &asbaqu "приходящий первым, превосходный", & aslaèu "дерзкий", &aslag;u "презренный", éajwa\&u "труднопроходимый", &aéwazu "гордый", &aéwahu "скверный; зловещий; гордый; умный", &aéyahu "с дурным глазом", & as≥da "\разбирающийся в уходе за животными", & asladu "скупой", & as≥mahu≥ "сильный, смелый", & as≥annu "ленивый", &as≥waru "желающий", & as≥yadu "умело охотящийся", &adra^u "униженный", & adazzu≥ "злой", &ad≥kalu "бедный", &adwa≥èu "глупый", &aèbaxu "глупый", èalxa\&u "глупая", &a^abbu "бедный", &a^balu "гранитный", &a^ daru "прощенный", &a^éaru "глупый", &a^fatu "глупый", &a^fatu "обнажающийся; говорящий глупости", &a^aqqu "непослушный", &a^wasu "чистящий до блеска", &ag;ralu "удобный", & ag;zalu "умело ухаживающий", & ag;aèèu "богатый", &ag;èafu "обеспеченный", &ag;wazu "добродетельный для своих", &ag;walu "удобный", & ag;yafu "склоняющийся к вялости", fars≥a\&u "ждущая своей очереди подойти к водопою", &aflaku "объезжающий песчаные холмы", & aqlaèu "потерявший надежду", &aqwasu "трудный", & aktalu "тяжелый", &aksadu "тяжелый (о торговле)", &akla&u "длительный", kahda\&u "услужливая, расторопная", &akha "\трусливый", & alzanu "трудный, бедственный", &alfatu "глупый", &alkadu "трусливый", &alma^ u "с живым духом", &alwadu "злой; непослушный", &alwaqu "глупый", & amh≥asu "умелый (о кожевнике)", &amh≥asu≥ "снисходительности", & amragun "любящий гнусные занятия", &amazzu "трудный", mash≥a\&u "исчезающий", &amlag;u "грубый",& amna^u "недоступный",&anbasu "суровый",&andaxu "глупый", nasba\&u "близкая родственница", &anqasu "рожденный в доме раб", &ahaddu "трусливый", &ahna^u "из хорошей семьи", &ahwanu "легкий", hawha\&u "трусливая; глупая", & ahyasu "смелый", &awdah≥u "низкий, гнусный", &awéanu "посещающий", &awkasu "гнусный, презренный"). Такие случаи встречаются и среди первых двух других, однако мы обращаем особое внимание на эти факты применительно к группе "прочих" именно потому, что нередко их отнесение к прилагательным цвета и физического признака достаточно проблематично и мы не можем ответить, являются ли они такими прилагательными или формами "элатива/суперлатива" (речь здесь в первую очередь идет о форме мужского рода &aC1C2aC3-); некоторые из них имеют также значение цвета и/или физического признака (подробнее см. Приложение I; в этом случае у них могут встречаться формы женского рода и/или множественного числа), но разные значения могут в таком случае относиться к омонимичным корням. (Между тем, следует особо отметить прилагательные физического


 

82

признака со значением, близким к элативному, например, &aéraju "у кого одно яичко больше другого" [BK I, 1212].) Среди этих прилагательных нам встретились также 13 случаев отклонения от нормы (&abs≥a^u - &abs≥a^u\na "глупый, слабоумный; весь"; &ajzalu -ж.р. juzla\&u - мн.ч. jazlun "умный"; &ajma^u - &ajma^u\na "весь"; &ah≥masu - &aha≥\misu "крадущий баранов, овец"; &ah≥maqu - hu≥muqun, h≥ima\qun, h≥amqa, h\≥amaq\a\, h≥umaq\a "глупый"; &adsamu dusumun "низкого положения"; &aéja^u - éuju^un, éija\^un, éaja\yi^un "храбрый, ловкий"; &as≥addu - s≥adadun "далекий и враждебный"; &afra^u - fur^a\nun "подстрекатель"; &aladdu - lida\dun "непримиримый"; &amraèu - miraèatun "вор"; &ahwasu -hawsa "\жадный"; &awjalu wajilatun "боящийся"), при этом для 5 из них (&ajzalu, &ajma^u, &ah≥maqu, &aéja^u, &as≥addu) стандартная форма не приводится.

Таким образом, мы видим, что отклонения от нормы для рассматриваемых нами прилагательных достаточно редки (кроме того, модель C1uC2C3anun\ в качестве множественного числа некоторыми учеными рассматривается как стандартная наряду с моделью C1uC2C3un, см. 2.2). Тем не менее, следует обратить внимание на большое количество прилагательных с "прочими" значениями, для которых не приводится форм женского рода и/или множественного числа.

Как уже было изложено в разделе 2.5.1, трехпадежные имена имеют в единственном числе окончания: им. п. -un, в. п. -an, р. п. -in, в то время как двухпадежные имена, к которым также относятся прилагательные цвета и физического признака, не имеют нунации и в именительном падеже имеют окончание -u, а в косвенном (винительном и родительном) падеже имеют окончание -a. Среди более 250 контекстов, взятых нами из словаря Вл. В. Полосина, в которых встретились рассматриваемые нами прилагательные (см. Приложение II), нами были найдены 7 примеров, в которых рассматриваемые нами прилагательные мужского и женского рода единственного числа имеют в родительном падеже неопределенного состояния окончание -i (^antarah bnu-Éaddad: 121.4: h\adaqu (1) d≥≥-d≥afa\di^i (2) й (3) g;adêrin (4) &adhami (5) "зрачки (1) лягушек (2) в (3) луже (4) темной (5)"; ^antarah bnu-Éaddad: 82.1: nas\êmuha\ (1) yasrê (2) bi (3)-miskin (4) &adfari (5) "благоухание ее (1) идет (2-3) мускусом (4) пахучим (5)"; ^antarah bnu-Éaddad: 71.29: wa (1) l-\&ufqu (2) mugbarru (3) l-;^ana\ni (4) l-&arbadi (5) "и (1) небосклон (2) посеревший (3) тучами (4) пепельными (5)"; ^antarah bnu-Éaddad: 1.60: bi (1)-jêdi (2) jadayatin (3) ra\éa&in (4) mina (5) l-gizla;ni (6) h\≥urrin (7) &artami (8) "шеей (1-2) детеныша газели (3), окрепшего (4) от (5) газелей (6), свободного (7), с белым пятном на носу (8)"; ^antarah bnu-Éadda\d: 113.7: &an (1) yabêta (2) &asêra (3) èarfin (4) &akh≥ali (5) "чтобы (1) провел он ночь (2) пленником (3) взгляда (4) черноглазого (5)"; ^antarah bnu-Éadda\d: 83.16: (min (1) kulli (2)&adhama (3) ... &aw (4)) &aéhabin (5) ^al\ê (6) l-maèa\ (7) &aw (8) &aéqari


 

83

(9) "(от (1) каждого (2) вороного (3)... или (4)) серого с белым (5) высокого (6) спиной (7) или (8)рыжего (9)"; ^antarah bnu-Éaddad: 71.18: min (1) kulli (2) \&arwa^a (3) (4) l-karêhati (5) &as≥yadi (6) "от (1) каждого (2) поражающего (3) в (4) войне (5), задирающего голову (6)"; ^antarah bnu-Éadda\d: 82.5: bi (1)-mutaqqafin (2) s≥ulbi (3) l-qawa\&imi (4) &asmari (5) "выпрямленным (1-2) твердым (3) в отношении звеньями древка (4), коричневым (5)" -Полосин 1995, 168, 174, 181, 183, 413, 255, 281, 233-234).

Нам также встретились 2 примера, в которых рассматриваемые прилагательные имеют в этом же случае окончание -in (^antarah bnu-Éaddad: 117.7: bi (1)-nawa\\z≥irin (2) zurqin (3) wa (4)-wajhin (5) &aswadin (6) "глазами (1-2) голубыми (3) и (4) лицом (5) черным (6)"; ^antarah bnu-Éadda\d: 83.16: (min (1) kulli (2) &adhama (3)... &aw (4)) &aéhabin (5) ^al\ê (6) l-maèa\ (7) &aw (8) &aéqari (9) "(от (1) каждого (2) вороного (3)... или (4)) серого с белым (5) высокого (6) спиной (7) или (8) рыжего (9)" - Полосин 1995, 208, 255), и 1 пример, в котором рассматриваемые прилагательные единственного числа имеют в винительном падеже неопределенного состояния окончание -an с нунацией (^antarah bnu-Éadda\d: 40.1: &in (1) &aku (2) &aswadan (3) fa (4)-l-misku (5) lawnê (6) "если (1) я буду (2) черным (3), то (4) мускус (5) цвет мой (6)" - Полосин 1995, 239). Мы обращаем внимание на эти отклонения от правила, однако отмечаем, что такие случаи весьма немногочисленны.

В современном литературном арабском языке новые обозначения, например, цвета образуются иначе - с помощью описанного в подразделе 1.2.2 весьма распространенного показателя —iyy-: например, уже упоминавшееся burtuqaliyyun\ "оранжевый" от burtuqa\lun "апельсин", а также banafsajiyyun "фиолетовый" от banafsajun "фиалка" и пр. Однако, как справедливо замечает В. Фишер, эти новые прилагательные чаще обозначают цветовые нюансы [Fischer 1965, 5]. Впрочем, В. Фишер указывает на прилагательные цвета, встречающиеся в некоторых бедуинских диалектах и образованные по модели &aC1C2aC3-, которые не засвидетельствованы в древнем периоде арабского языка, то есть являющиеся новыми: &ad^as "серо-зеленый", ^aèar < &a ^èar "цвета охры" (не очень ясная семантика арабского корня, ср. mi^èêrun "красно-бурая верблюдица с хорошо пахнущим по;том (rotbraune Kamelin mit wohlriechendem Schweiss)"; в некоторых диалектах, в случае если первый радикал гортанный, модель формы мужского рода выглядит как C1aC2aC3, см. также глава 2, 1.1.1), &aèwag "с белой лентой на шее (mit einem weissen Band am Nacken)" (ср. èawqun "ожерелье (Halsband)" (во многих диалектах литературному арабскому [q] соответствует [g], см. также глава 2, 1.1.1), muèawwaqun "помеченный ожерельем (окольцованный голубь) (mit einem Halsband gezeichnet (Ringeltaube))"), &owdah≥≥ "белый (верблюды и антилопы)" (ср. wadah≥≥un "яркость, блеск", wad\ih≥≥un "лучисто светлый, блестящий; сияюще белый") [Fischer 1965, 10]. Очень многие такие прилагательные цвета,


 

84

в первую очередь обозначающие цветовые нюансы, могут относиться только к какому-нибудь конкретному животному: так, например, в говоре Этебе прилагательное arbeé означает "черно-бурый с головой в белых пятнах" применительно к овцам (ср. в литературном арабском &arbaéu "1. Пестрый. 2. Покрытый всеми видами растений (земля)" [BKI, 805]), то же значение применительно к козам выражается прилагательным gaM (< &ag;éa\) (ср. в литературном арабском &ag;éa\ "у кого вся голова белая" [BK II, 472]) [Fischer 1965, 10]. Вспомним, однако, изложенную в подразделе 2.9.2 мысль, что наличие в диалекте той или иной формы, не засвидетельствованной в литературном языке, не обязательно должно быть доказательством новизны этой формы.

То есть мы все же можем сказать, что описываемые нами прилагательные представляют собой отдельный класс "истинных" прилагательных арабского языка (т.е. отделяемый от класса собственно имен) (при этом, по-видимому, воспринимаемый как таковой на синхронном уровне) на основании перечисленных выше релевантных для такого выделения параметров.

6.2. Прилагательные группы "элатива/суперлатива", как мы могли увидеть выше (см. 1.1.3.1 и сл.), также составляют особую группу прилагательных арабского языка, и тот факт, что "сравнительность/превосходность" не являются их базовыми элементами значения, а также их принадлежность к двухпадежному склонению могли бы также давать нам основание включать их в число "истинных прилагательных". Но все же в этой группе, в отличие от прилагательных цвета и физического признака, находятся имена, образованные от уже имеющихся имен (различными способами образованных) по специальной модели (ср. kabêrun "большой" -& akbaru, h≥asanun "хороший" - &ah≥sanu и пр.), так что их все же следует, хоть и с некоторыми оговорками, считать особыми формами арабских имен (как существительных, так и прилагательных, как было показано в 1.1.3.1) - именами степени от всего, что можно сравнить по какому-либо признаку. (Однако существуют формы "элатива/суперлатива", положительные степени для которых не засвидетельствованы, напр., &ahwamu "у кого голова больше (чем у другого) (qui a la te[te plus grande (qu'un autre))" - для корня HWM мы находим имя ha\matun "голова", но не находим имени со значением "имеющий большую голову" [BK II, 1460]. Впрочем, можно считать этот пример еще одной иллюстрацией того факта, что формы "элатива/суперлатива" могут образовываться не только от прилагательных, но и от существительных, см. раздел 1.1.3.1.) Прилагательные же цвета и физического признака имеют, как правило, свою отдельную семантику и не образованы ни от каких других имен: даже при наличии других моделей с теми же значениями, мы не можем найти грамматического или синтаксического объяснения для образования таких "специальных"


 

85

форм, поскольку они не оформляются иначе в предложении и не привносят нового элемента значения (в отличие от "элатива/суперлатива"). Возможно, дополнительным доказательством отличия прилагательных цвета и физического признака от прилагательных группы "элатива/суперлатива" является тот факт, что в диалектах арабского языка формы женского рода и множественного числа для суперлатива как правило не употребляются24 (см., напр., [Erwin 1963, 237-239, 255, 362]), они воспринимаются как специальные именные формы, в то время как у прилагательных со значением цвета или физического признака формы женского рода и множественного числа сохраняются, и эти прилагательные воспринимаются как отдельные имена. Поэтому мы все же настаиваем на обособленности прилагательных этой группы от всех прочих имен.

6.3.            В. Фишер  в  монографии,  посвященной  прилагательным  цвета и  физического
признака, посвящает небольшую главу проблеме отождествления этих прилагательных и
"элатива/суперлатива"  как частей речи.  В результате,  пользуясь  в  первую  очередь
синтаксическим критерием, ученый показывает, что данные имена могут выступать в
синтаксических позициях существительных, прилагательных и предикативов, то есть во
всех синтаксических позициях, присущих именам [Fischer 1965, 142-155]. Таким образом,
мы снова видим, что наиболее существенным критерием для выделения той или иной
группы имен в арабском языке является морфологический.

6.4.            Отметим, что в языке кирфи чадской семьи, в котором (как и в чадских языках
вообще, см., напр., [Порхомовский-Столбова 1991, 333 и сл.]) выделение прилагательных
еще   проблематичнее,   чем   в   арабском,    вследствие   полного   отсутствия   особых
словообразовательных  моделей  для   прилагательных,   а  также  того   факта,   что   все
синтаксические функции прилагательного могут выполняться (отглагольным) именем (за
исключением функции именной части сказуемого) (подобная ситуация характерна и для
других    чадских    языков),    непроизводными    может    считаться    небольшое    число
прилагательных:
fèewà  "белый", junku  "черный",  dèrán  "красный",  hokki "горячий"
(заимствование из хауса), ga'a'ro "старый", mbeéu "уродливый", go??i "красивый", fereli
"хрупкий" и некоторые другие. Среди них, как мы видим, три являются прилагательными
цвета. Прилагательное
ga'aro' единственное имеет суффиксальную форму множественного
числа ga&&arin,  образованную  по  модели  имен  существительных  (при  этом род  в
единственном числе открыто не маркирован). Вообще количество прилагательных (в том

24 В работе [Johnstone 1967, 59] приводится пример для восточной группы северных диалектов - & axar "другой", &uxra "другая" (ср. &a\xaru, &uxra\), но это прилагательное не является суперлативом по сути.


 

86

числе производных) в кирфи невелико, и все они отличаются низкой частотностью [Столбова2001,39, 37, 36].

6.5. Можно также констатировать, что мы стоим перед выбором: определить рассматриваемые нами имена как "истинные прилагательные" или как отдельный словообразовательный подкласс имен. Разница здесь заключается в том, что в первом случае мы утверждаем, что прилагательные цвета и физического признака являются отдельной частью речи, во втором же мы всего лишь выделяем их в отдельный класс, морфологически отличающийся от других, но не приписываем ему отдельных частеречных функций. Мы имеем основания и для одного, и для другого заключения. С полной уверенностью объявить эти имена прилагательными нам мешает, в основном, их семантика - среди значений этих имен мы находим все же достаточно много субстантивных (напр., &abah≥h≥u "то, что получают во время игры (ce qu'on gagne au jeu)", &abaddu "ткач", &ajlah≥u "навес", &ah≥ammu "стрела без железа и перьев (только древко, готовое, но еще ничем не снабженное) (fle'che sans fer ni plumes (bois seul, taille;, mais non encore monte;))", &a^ta\ "самец гиены", &awjasu "что-то, немного (quelque chose, un peu)" и пр. [BK I, 87, 93, 312, 487, II, 173, 1492]). Кроме того, мы не можем претендовать на то, что нами полностью решена проблема выделения прилагательных в арабском языке; мы не имели в виду, что подробное изучение рассматриваемой модели может дать мгновенный ключ к решению этой проблемы. С другой стороны, есть препятствия и для того, чтобы объявить эти имена особым словообразовательным подклассом. Во-первых, среди значений этих имен нам встречаются не относящиеся ни к цвету, ни к физическому признаку (напр., &ahmaqu≥ "глупый", &a^daru "прощенный"). Во-вторых, что важнее, на сегодняшний день мы имеем лишь редкие реликты древних словообразовательных подклассов в арабском языке, кроме того, современная арабистика и семитология не может дать ясный ответ на вопрос, действительно ли эти "показатели" являлись таковыми: см., напр., древний показатель -b- в названиях диких животных: & arnabun "заяц", di&bun "волк" (см., напр., [Юшманов 1998a, 170 и сл.], [Белова 1999, 118]) - между тем, имя со значением "лисица" имеет по-арабски вариант как с конечным -b, так и без него: tu^alun\ и ta^labun [BKI, 225]; очевидно, что проблема сохранения таких показателей значительно менее ясна, чем в случае с прилагательными цвета и физического признака. Поэтому мы не берем на себя смелость заявлять о том, что перед нами словообразовательный подкласс с сохранившимися и участвующими в словоизменении и словообразовании показателями, притом представляющий собой, по всей видимости, арабскую новацию (ниже мы описываем возможное происхождение префикса &a- -см. глава 2,  1.1.4.2, тем не менее,  набор форм рассматриваемых прилагательных -


 

87

мужского и женского рода и множественного числа - скорее всего чисто арабский по происхождению). Для этого мы не располагаем достаточной информацией об арабских словообразовательных подклассах, эта проблема еще более сложна и менее разработана, чем проблема выделения прилагательных. Таким образом, мы все же склоняемся к тому, чтобы объявить рассматриваемые нами имена "истинными прилагательными" арабского языка. Возможно, в дальнейшем мы сможем, отталкиваясь от результатов настоящей работы, пролить свет на решение проблем выделения прилагательных и словообразовательных подклассов в арабском языке.

6.6.0.  Проблема прилагательных цвета и физического признака в арабском языке в
типологическом разрезе

6.6.1.   Как известно, Р. М. У. Диксон в исследовании, посвященном проблеме выделения
прилагательных, заметил, что в языках, где класс прилагательных мал или закрыт (таких,
как хауса, телугу, ачоли (нило-сахарские языки), луганда, суахили, японский и пр.), к
прилагательным   в   первую   очередь   относятся   лексемы,   обозначающие   величину
(dimension: "большой", "маленький", "длинный", "короткий" и пр.), возраст (age: "новый",
"молодой", "старый"), оценку
(value: "хороший", "плохой" и некоторые другие) и цвет
(colour); в языках же, где класс прилагательных открыт и продуктивен (таких, как цоциль
(языки майя), английский, дирбал и пр.), к набору прилагательных добавляются лексемы с
такой семантикой: человеческая склонность
(human propensity: "ревнивый", "счастливый",
"добрый", "умный" и пр.), физическое свойство
(physical property: "твердый", "мягкий",
"тяжелый", "легкий" и пр.) и скорость (speed: "быстрый", "медленный" и некоторые
другие)   [Dixon   1977,   31,  45-66],   [Dixon   1994,  34],  см.  также   [Croft  1991,   39-40].
А. Вежбицкая в статье, посвященной семантическим различиям между существительными
и прилагательными, впрочем, полагает, что категория возраста не входит в группу первых,
присущих прилагательным - категория, о которой говорит Р. М. У. Диксон, следует
заменить на называемую
"newness" (букв. "новизна"; мы могли бы предложить вариант
"состояние относительно времени") [Wierzbicka 1986, 368]. В арабском языке, как мы
могли   понять,   выделение   класса   прилагательных   вообще   проблематично.   Но   те
прилагательные, которые мы рассматриваем как истинные, обозначают в большинстве
своем цвет и физическое состояние, реже величину, возраст, оценку и человеческое
качество. А. Вежбицкая пишет о противопоставлении этих двух частей речи с той точки
зрения, что существительное имеет целью описание (description), а прилагательное -
указание на отличие от другого, различение, категоризацию (categorization) [Wierzbicka
1986, 356]. Для арабского языка мы, похоже, не можем провести такого различия между


 

существительными и прилагательными, не столько в силу частой субстантивации (об этом явлении пишет и А. Вежбицкая), сколько по причине того, что рассматриваемые нами прилагательные сами по себе являются в большей степени описаниями, чем "категоризаторами".

6.6.2. Все сказанное выше может означать, что для арабского языка классификация частей речи проходит все же несколько отлично от большинства языков. И если в контексте только арабского языка мы можем говорить о собственно прилагательных, то в типологическом разрезе, по всей видимости, уместнее было бы называть эти прилагательные лишь отдельным подклассом имен (см. разъяснение такого противопоставления в 6.4). Они безусловно отличаются от прочих имен способом образования форм, но в синтаксическом и семантическом аспектах не составляют отдельного класса. Тем более при этом стоит учитывать тот факт, что многие из прилагательных, которым посвящена наша работа, имеют среди различных значений, также и именные, не говоря о случаях субстантивации прилагательных. Возможно, это означает, что в дальнейшем следует более подробно остановиться на проблеме выделения арабских прилагательных с типологической точки зрения.


 

89

Глава 2. Прилагательные цвета и физического признака в диалектах арабского языка и других семитских языках

1.0. Именные модели

1.1.0. Схожие именные модели

1.1.1.0. Диалекты арабского языка

1.1.1.1.   В  большинстве диалектов  арабского языка сохранились  прилагательные  со
значениями      цвета,      построенные      по      модели,      восходящей      к      арабской
&aC1C2aC3u/C1aC2C3a\&u/C1uC2C3un. Мы рассмотрим примеры из различных диалектов для
каждой из трех форм - мужского и женского рода и множественного числа.

Форма &aC1C2aC3- в большинстве случаев сохранила свой облик, не считая свойственное диалектам отсутствие падежных окончаний. Египетский диалект: &azraq "синий" (ср. арабское &azraqu25), &ah≥mar "красный" (ср.& ah≥maru) [Шарбатов 1991, 300]. Иракский диалект: &ahmar≥ "красный", & axdar≥ "зеленый" (ср. & axdaru≥), &azrag "голубой" ([q] литературного языка соответствует во многих диалектах [g]; ср. &azraqu), &asmar "брюнет (brunette)?" (ср. &asmaru), &aégar "белокурый, светлый (blond)" (ср. &aéqaru "рыжий"), &as≥far "желтый" (ср. & as≥faru), & axras "немой (mute, dumb)" (ср. &axrasu), &adg;am "имеющий мрачный, угрюмый вид (gloomy-looking)" (ср., возможно, & adg;amu "1. У кого одна часть тела, особенно нос или рот, черная или более темного оттенка, чем остальное тело. 2. Говорящий в нос, гнусавым голосом" [BK I, 709]), &asla^ "лысый" (ср. &asla^u "лысый спереди головы" [BK I, 1362]), &aèraé "глухой" (прилагательное со значением "глухой" от указанного выше корня в литературном арабском имеет вид &uèru\éun [BK II, 71]), &a^raj "хромой" (ср. &a^raju "хромой, хромающий из-за физического недостатка (boiteux, qui cloche par vice de conformation)" [BK II, 210]), &a^maé "близорукий" (ср. &a^maéu "имеющий слабое зрение и слезящиеся глаза" [BK II, 368]), &a^d≥ab "имеющий одну парализованную руку или кисть (paralysed in one hand or arm)" (ср., возможно, 'a^d≥abu "1. Имеющий сломанный рог (баран). 2. Слабый, бессильный, не имеющий брата или потерявший единственного брата. 3. Имеющий рассеченное ухо (баран и пр.)" [BK II, 278]), &amlas "гладкий, ровный" (ср. &amlasu), & amla≥è "безбородый, безволосый" (ср. ' amraèu = & amlaèu "1. Не имеющий растительности на тех частях тела, где обычно растут волосы. 2. У кого больше не растут волосы на бровях и на ресницах вследствие болезни. 3. Потерявший шерсть (волк). 4. Не украшенный перьями (стрела)" [BK II, 1092];&amradu "1.


 

90

Безбородый и безусый, имеющий только легкий пушок на щеках и губах. 2. Лишенный листвы (ветка). 3. Не имеющий щеток внизу ног (лошадь)" [BK II, 1088]), &ac=qal "косоглазый", &atwal "глупый, тупой" (ср. &atwalu 1. Пораженный колером (баран, овца). 2. Безумный, сумасшедший. 3. Медленный, поздно приходящий на помощь и пр." [BK I, 242]), & ahwal≥ "косоглазый" (ср. & ah≥walu), &a^waj "кривой, изогнутый" (ср. &a^waju), &a^war "одноглазый" (ср. &a^wa\ru, мн.ч. ^u\run, ^uwara\nun, ^êranun\ [BK II, 406]), &a^was≥ "косящий" (ср. &a^was≥u "1. Неясный, трудный для понимания (стихотворение, поэзия). 2. Странный, необычный, неупотребительный (слово, выражение)" [BK II, 408]), &ahwaj "поспешный" (ср. &ahwaju "1. Длинный, имеющий длинное тело. 2. Делающий все с глупой поспешностью. 3. Спешащий при опасности (человек). 4. Очень сильный (ветер)" [BK II, 1455]), &a^ ma "слепой" (в последнем примере отпала долгота - ср. арабское 'а'та) (примеры из иракского диалекта взяты из монографии У. М. Эрвина [Erwin 1963, 254-255]). Сирийский диалект: &aé&ar "русый, белокурый" (в некоторых диалектах литературному арабскому [q] соответствует [&]) [Белова 1999, 67].

В восточной группе северных диалектов (речь идет о диалектах Кувейта, Катара, Бахрейна и некоторых регионов Омана и ОАЭ), в случае если первый радикал гортанный, модель формы мужского рода выглядит как С^СгаСз - &azraq "синий", но hamar "красный" (впрочем, встречается и вариант &ah≥mar) [Johnstone 1967, 59, 84]. В галилейском диалекте префикс &i-, а не &a-: &isfar≥ "желтый" (ср.&as≥faru) [Kaye-Rosenhouse 1997, 284]. В некоторых диалектах, например, в марокканском и алжирском такие прилагательные встречаются без начального алифа (марокканский zraq, алжирскй zrêq "синий") [Шарбатов 1991, 300]; В.Фишер приводит для марокканского диалекта модель С^ёСз [Fischer 1965, 9]. Встречаются также другие варианты: бишмидзинский &aswid, мардинский &êswêd, каирский &iswid (см. главу 1, 4.3.1, в связи с отличием от формы &aswad "чернее") "черный"; йеменский &as≥tfar "желтый" с инфиксацией -t- (ср. &as≥faru) [Kaye-Rosenhouse 1997, 284]; говор Этебе &arbeé "черно-бурый с головой в белых пятнах" применительно к овцам (ср. в литературном арабском 'агЪаЫ "1. Пестрый. 2. Покрытый всеми видами растений (земля)" [BK I, 805]) [Fischer 1965, 10]. В сирийском диалекте засвидетельствованы формы мужского рода с новым окончанием -a\ni: &aswada\ni "темнолицый, темнокожий" (ср. &aswadu), &&ara\ni "белокурый" (ср. &aéqaru "1. Рыжий (верблюд). 2. Рыжей масти (лошадь). 3. Густой, сгущенный (о застывшей крови)" [BK I, 1255]).

25 Здесь и далее мы будем приводить параллели из арабского языка в тех случаях, когда они образованы по рассматриваемой нами модели, за исключением особо оговоренных случаев.


 

91

1.1.1.2.     Формы  женского  рода  в  диалектах  имеют  исход  на  -a  (h≥amra   "красная"
(ср. hamra \&u))   -   таким   образом   показатель   женского   рода   у   рассматриваемых
прилагательных совпал  со  стандартным  показателем женского рода,  восходящим к
арабскому
-at-  [Шарбатов  1991,  300]. Заметим, что для корней со вторым слабым
радикалом - W или Y - в диалектах в форме женского рода появляются долгие -o\- и -e\-
соответственно - напр., в иракском диалекте be\d≥a "белая" (ср. bayd≥a\&u), so\da "черная" (ср.
sawda\&u), to\la "глупая, тупая" [Erwin 1963, 254-255], см. то же в восточной группе
северных диалектов [Johnstone 1967, 59]. Отметим также негевский бедуинский ^amyi
"слепая"  (ср. ^amya\&u),  èaréiy  "глухая"  (ср. èaréa\&u);  еврейский  багдадский  bêd≥a vs.
мусульманский
и христианский багдадский be\d≥a "белая"; йеменский stafra≥y\ "желтая"
(ср.
s≥afra\&u) [Kaye-Rosenhouse 1997, 284]; оманский h≥aqbe "с белыми полосами на заду
(лошадь)" (ср. haqba\&u "1. Имеющая белую полосу на животе, в месте, где обычно
привязывают подпругу"  [BK I, 466])  [Fischer  1965,   10].  Отметим, что в диалекте
Хадрамаута модель С^аСгСза'и имеет вид С^аСгСза с исходом на долгий -a\ в отличие от
других диалектов, имеющих для этой модели исход на краткий -a [Редькин 1999, 9].

1.1.1.3.     Формы множественного числа могут образовываться как внутренним, так и
внешним способом. Примеры на внутренний способ образования: сирийский xêrs,  ^u\
"немые",   "одноглазые"   [Шарбатов   1991,   301],   бахрейнский   sufr≥,   s≥ufur   "желтые",
кувейтский sud\ "черные", èuré "глухие", h≥umur "красные" - то же и в остальных говорах
восточной группы северных диалектов, кроме диалекта Абу-Даби: здесь для модели
&aC1C2aC3- используется форма множественного числа C1aC2aC3-, при этом приводятся
примеры   на  субстантивные   значения   с   указанием   "применительно   к   неразумным
существам
(for irrational beings)": saham≥ от sah≥ma "верблюд смешанного цвета", h≥amar от
h≥amra "красноватый, рыжеватый верблюд (reddish camel)" [Johnstone 1967, 60, 84, 135],
также в кувейтском диалекте встречается вариант zirg "синие", ср. тж. каирский hum≥(o)r,
магрибский   h≥mor  "красные",   кфарабидский   МЫ  "черные",   h≥omr  "красные",   su/d
"черные", улад брахим zorq "серые, синие", homq "глупые" [Gaudefroy 1952,  186].
Примеры на внешний способ образования:  сирийский xêrsa\n,  èiréa\n,   'пгап  "немые",
"глухие",   "одноглазые"   [Шарбатов   1991,   301],   йеменский  sèufriin   "желтые"   [Kaye-
Rosenhouse 1997, 284]. Ср. в литературном арабском xursun "немые", но также иxursa\nun;
прилагательное  со значением  "глухой"  от указанного  выше  корня  в  литературном
арабском имеет вид
&uèru\éun [BK II, 71]; множественное число    от прилагательного
&a^waru со значением "одноглазый" имеет варианты ^u\run, ^uwaranun\, ^iyara\nun [BK II,
406]; ср. тж. zurqun "синие", h≥umrun "красные", s≥ufrun "желтые", sudun\ "черные", h≥umqun
"глупые".


 

92

Интересно, что в иракском диалекте внутренним способом могут образовываться формы множественного числа как для прилагательных цвета, так и для прилагательных физического признака, а внешним - только для прилагательных физического признака. При этом для обычных корней в случае образования множественного числа внутренним способом форма будет выглядеть как C1uC2uC3: h≥umur "красные" (ср.), zurug "голубые", xurus "немые", sulu^ "лысые", ^ud≥ub "имеющие одну парализованную руку или кисть (paralysed in one hand or arm)", mul≥uè "безбородый, безволосый" (но есть и вариант C1iC2iC3, выбор которого, как кажется, не имеет фонологических оснований: ^irij "хромые", ^imié "близорукие", milis "гладкие, ровные"); для корней со вторым W или Y -C1uC\3 или СпСз соответственно: su\d "черные", bêd "≥белые", Ш "глупые, тупые"; для единственного приведенного корня с третьим Y форма выглядит как C1iC2i: ^imi "слепые". В случае образования множественного числа внешним способом для обычных корней форма будет выглядеть как C1aC2C3ên: xarsên "немые", sal≥^ên "лысые", èaréên "глухие", ^arjên "хромые", malsên "гладкие, ровные"; для корней со вторым W (примеры для корней со вторым Y не приводятся) - C1o\C3ên: to\lên "глупые, тупые", ^o\jên "кривые, изогнутые"; для корня с третьим Y множественное число внешним способом, по-видимому, не образуется [Erwin 1963, 254-255].

Ср. тж. варианты образования форм множественного числа таких прилагательных в говорах алжирского диалекта: сельский говор Джиджелли - h≥umrên, сельский говор Недромы - h≥mura, г. Алжир - h≥u\mor, г. Тлемсен - hmor≥, бедуинские говоры района Саида -h≥omr ("красные"; ср. арабское h≥umrun). Саудовский диалект: h≥umur "красные", be\d "белые"; суданский диалект: h≥umur "красные", bid "белые"; египетский диалект: h≥umr "красные", bê\d "≥белые" [Шарбатов 1991, 301] (ср. bêd≥un). Отметим, что в египетском диалекте h≥umr означает также "красные вещи" - здесь, по-видимому, также пример субстантивации [Aboul-Fetouh 1969, 69].

1.1.1.4. По-видимому, примеры из иракского диалекта могут указывать на то, что синхронно в арабском языке и диалектах исходной моделью для прилагательных цвета и физического признака является C1aC2C3- (для корней со вторым W - C1o\C3-, что, по-видимому, следует возводить к *C1awC3; для корней со вторым Y у нас нет примеров на внешнее множественное число, но, анализируя форму женского рода be\d≥a "белая", можно заключить, что исходной моделью в этом случае является C1eC\3-, восходящая к *C1ayC3-), потому что именно к ней присоединяются показатели женского рода и множественного числа в случае внешнего способа образования форм. Вспомним, что Н. В. Юшманов называл исходной для прилагательных цвета и физического признака модель *C1aC2aC3-(см. глава 1, 2.5). В случае присоединения «префикса» выпадает первый гласный -a-


 

93

(&ah≥mar- < *& a-h≥amar-), в случае присоединения «суффикса» выпадает второй гласный (h≥amra\&- < *h≥amar-a \&-). Иракский материал с дополнительными данными для внешнего множественного числа, по-видимому, подтверждает эту гипотезу, т.е. предположительно "исходная" для иракского диалекта (возможно, и для большинства диалектов) модель C1aC2C3- соответствует реконструируемой для классического арабского модели *C1aC2aC3-, и мы могли бы считать модель *C1aC2aC3- исходной для древнего состояния языка, к которому восходит как классический арабский язык, так и арабские диалекты.

1.1.2.0. Мальтийский язык

1.1.2.1.   Для мальтийского К. Брокельманн [Brockelmann 1966, 360] приводит формы,
подобные рассматриваемым нами арабским прилагательным, но в большинстве случаев
начинающиеся с ^a-, а не &a- (ср. глава 1, 2.6.1 - то же в арабском, в т.ч. первый пример -
как с начальным ^a-, так и с начальным &a- (см. тж. [Гранде 1998, 94])): &atjal/^atjal
"пузатый",   ^aslad≥ "твердый,  сильный"  (в арабском это прилагательное выступает в
стандартной форме на &a-: &asladu≥ "dur; avare" [BK I, 1360]; Б. М. Гранде приводит формы
^usludun≥ (а также ^us≥ludun\) и saldun≥ "твердый" [Гранде 1998, 94]), ^afz≥aj "толстый" (см.
глава 1, 2.6.1, пример из Fleisch 1961, 415), ^alkad/^ulakid "толстый" (идентичные формы с
тем же значением - соответственно
^alkadun и ^ula\kidun (а также ^ulkudun) встречаются в
арабском; прилагательное же с начальным
&a- (&alkadu) имеет значение "трусливый" [BK
II, 348, 1020]). В. Фишер приводит пример id^ am/ ad^am "темный, с черной или серой
головой (баран)" (ср., возможно, &adg;amu "1. Имеющий одну часть тела, особенно нос или
рот, черную или с более темным оттенком, чем остальное тело" [BK I, 709]; в мальтийском
арабский   g;   перешел   в   ^   [Fischer   1965,   9]).   См.   также   прочие   приводимые   К.
Брокельманном мальтийские формы, образованные по другим моделям
[ibid.] - ^utaliè
"простокваша" (от talè "жидкие экскременты"),   ^uda\fir (с вариантом difirr) "сильная
верблюдица" (ср. подобное арабское значение - глава 1, 2.6.1), ^uéaniq/^aéannaq (вариант
éanêq) "длинный"; ^asallaj (от salêj, salajlaj) "хороший" (о еде), ^aéannaj "с наморщенным
лбом" (от
éanij "сморщенный") (ср. подобное значение в арабском - глава 1, 2.6.1),
^az≥annak (вариант z≥anak\) "толстый", ^azammaz≥ (вариант z≥amu\z) "лев". Заметим, во-первых,
что среди значений этих имен встречаются и адъективные, а во-вторых, что начальный ^-
воспринимается как префикс. Все модели, указанные здесь, встречаются и в арабском (см.
глава 1, 2.6.1).


 

94

1.1.3.0. Древнеюжноаравийские эпиграфические языки

1.1.3.1.   В древнеюжноаравийских эпиграфических языках засвидетельствованы лишь
немногочисленные прилагательные цвета и физического признака (в основном,
hapax
legomena), при этом большинство из них являются именами собственными. В [SD, 68, 172]
под знаками вопроса имеются прилагательные h≥mrt 'красный' (красная?) (ср. арабское
&ah≥maru) и z≥lm 'черный' (оба - hapax legomeno\), при этом предполагается, что они не
являются     именами     собственными     (однако     словарь     Дж. С. Биеллы     напротив
интерпретирует их как имена собственные
[Biella 1982, 181, 226]). А. Г. Лундин [Лундин
1980,   119],   ссылаясь  на Г. Л. Хардинга  [Harding   1971,  25,  46]   и  А. Шарафаддина
[Sharafaddin 1967, 73-74], приводит прозвища &h≥db 'горбатый' (ср.& ahdabu≥), &s1mr 'темный'
(ср.&asmaru) и &s1xm 'черный' (ср. &asxamu). Также в конкордансе Г. Л. Хардинга [Harding
1971, 49, 60, 61, 41, 44, 75], помимо собственно древнеарабских (сафских, лихьянских,
самудских) прозвищ (напр., саф. &s≥m^ "с маленькими ушами, бодрствующий, бдительный"
(ср. &as≥ma^u) или & qzl "калека" (ср. &aqzalu "некрасиво хромающий (qui cloche d'une manie;re
disgracieuse); имеющий тощие ноги; волк" [BK II, 734])26) имеется некоторое количество
сабейских    прозвищ    такой    структуры,    которые    можно    сблизить    с    арабскими
прилагательными либо той же формы, либо близкого значения, например: &s2^r 'волосатый'
(ср. &^aru "обросший волосами, покрытый болишим количеством длинной шерсти (velu,
couvert de beacoup et de longs poils)" [BK I, 1239]), &qny 'с орлиным носом' (ср. &aqna), \&kbd
'с брюшком' (ср. &akbadu "толстый, пузатый"), &s1hh≥≥ "толстая коза или овца" (?) (ср. в
арабском
sah\≥h≥un "жирный"; Шип sdhhun или éa\tun sah\≥h≥atun "толстая овца" [BK I, 1057]),
&s1^r "худой, тощий" (ср. &as^aru), &l^t "неуклюжий?" (ср. &al^atu "медленный").

Следует обратить внимание на другие древнеюжноаравийские имена и прозвища, образованные по той же модели с начальным &-, которые, впрочем, имеют несколько иную семантику, их следует скорее сопоставить с арабскими формами суперлатива. (А. Г. Лундин отмечает, что в древнеюжноаравийских языках имелись формы степени сравнения, сопоставимые с арабским элативом - как среди имен собственных, так и нарицательных [Лундин 1980, 119], см. тж. несколько примеров, поданных, впрочем, в качестве исключений или лишь семантически близких в [Kogan-Korotayev 1997, 230]: маинский &sn^ "самый сильный", "хг "другой", &qdm "предыдущий" (наравне с qdm).) Вспомним, с другой стороны, что среди рассматриваемых нами арабских прилагательных цвета и физического признака встречается развитие семантики от внешних черт до человеческих качеств, поэтому мы могли бы сопоставить с ними примеры из древнеюжноаравийских    языков.    Ср.,    напр.,    в    упомянутом    выше    конкордансе


 

95

Г. Л. Хардинга [Harding 1971, 88, 46, 87, 45, 86, 82, 74, 62]: маинский &ytm "сирота" (ср. yatêmun) , &s1mj "отвратительный, отталкивающий" (ср. samjun, samêjun "гадкий, безобразный ", samijun "гадкий, безобразный; недостойный чего-л. (vilain, hideux; indigne de...)" [BK I, 1135]) ; катабанский &whb "наиболее великодушный" (ср. напр., wahibun "дающий, дарящий"), &s1lb "легкий, подвижный" (ср. salibun); сабейский &ws2k "быстрый, проворный" (ср. waéêkun), &hrs1 "прожорливый" (ср. harisun), &mjd "преславный" (ср. &amjadu, мн.ч. &ama\jidu - суперлатив), &kws1 "более умелый, более красивый" и пр. Также мы можем найти формы неясной семантики, но огласованные позднее как &aC1C2aC3; в основном, это топонимы или названия племен: сабейский &ks2r, &s2w^, &s2yb [Harding 1971, 62, 50]. Среди топонимов Хадрамаута также находятся произошедшие от основ прилагательных цвета и физического признака: al-G:abra "мрачный, темный" (О. И. Редькин непосредственно указывает, что этот топоним образован от арабской основы gabra;\&- "грязный, плохой, злой, отвратительный, темный, мрачный (foul, bad, wicked, nasty, dark, gloomy)" либо g;ubra- "ветер, несущий пыль и песок"), Hus≥≥n Labyad≥i (al-&abyadi≥) (h≥usn≥ "дворец"; &abyad≥- "белый"), Ga\r as-Su\da\n от sud\/ su\dan\ "черные", что должно означать, что место с таким наименованием было населено потомками черных рабов [Red'kin 1999, 140, 142]. См. также упоминание о таких именах собственных в древнеюжноаравийскихязыках, как &s1lm, &s1^d, в [Grundriss 1982, 27].

Между тем понятно, что на таких сомнительных примерах, тем более именах собственных трудно делать какие-либо строгие выводы. Не исключено, что перечисленные имена были иначе огласованы или являлись заимствованиями. Поэтому мы не можем уверенно говорить о сходстве некоторых имен древнеюжноаравийских языков с арабской формой мужского рода у прилагательных рассматриваемого типа27.

1.1.4.0.  Модели с начальным &- в семитских языках

1.1.4.1.  Х. Вер и вслед за ним А. Фляйш излагают несколько точек зрения на префикс &(a)-
: существует мнение, что во многих случаях начальный &(a)- в именах собственных,
подобных приведенным в разделе 1.1.3 (приводятся примеры &&s1d, &^yn, &r&s1, &tlg, &nmr,
речь идет о набатейских,  пальмирских и древнеюжноаравийских текстах), является
показателем специального обращения перед именем (&a\), и из этого слияния "обращения"
с     именем     впоследствии    развились     арабские     формы     элатива/суперлатива    и
цвета/физического признака. Такой вокативный показатель сближается с подобным

26     Также в [Белова 1994, 63-64] упоминаются сафские имена собственные &qwm и &&sd.

27     Отметим, что в угаритском языке также встречается определенное количество имен собственных,
предположительно построенных по модели &aC1C2aC3- [Tropper 2000,265].


 

96

арабским показателем уа\ поэтому не исключено, что арабские адъективные модели yaC1C2uC\3- и yaC1C2êC3-, имеющие среди прочего значения цвета (см. глава 1, 2.7.3), имеют схожее происхождение от формы с обращением (соответственно *ya C\1aC2uC\3- и *ya C\1aC2êC3-, ср. *&a C\1aC2aC3-) [Fischer 1965, 190]. Варианты &a-/ya- для одного и того же корня встречаются у модели, производной от модели &aC1C2aC3- с помощью суффикса -iyy- (см. глава 1, 2.7.5): &alma^iyyun/yalma^iyyun "особенно сверкающий, искрящийся (besonders blitzend, funkelnd)" от &alma^ u "сверкающий, вспыхивающий в особенной степени (blitzend, aufleuchtend in besonderem Masse)" ("элатив/суперлатив"), также имеющего вариант yalma^un; В. Фишер считает вариант с префиксом ya- более древним, что противоречит гипотезе Н. В. Юшманова, кратко изложенной в главе 1, разделе 2.5, о том, что двухпадежные имена восходят к более раннему этапу существования арабского языка; там же сообщается, что в поздний период в анлауте часто смешиваются &-, w- и y-[Fischer 1965, 409]. Возможно также, что префикс &a- развился из семитской морфемы, имеющей в разных языках варианты éa-/ha-/&a- (помимо местоимений третьего лица и ближнего дейксиса, она встречается также в каузативных породах глаголов - впрочем, мы не можем с уверенностью говорить о том, что во всех этих случаях такая морфема имеет одинаковое происхождение, см., напр., [Speiser 1967, 465-466]) (о возможном происхождении моделей рассматриваемых прилагательных из моделей каузативных глаголов см. глава 1, 4.2). Х. Вер предполагает, что этот показатель может соответствовать специальному арабскому местоимению дм, обозначающему обладателя, таким образом, *&a xadar≥- < & axd≥ar- "зеленый" ранее означало что-то вроде "тот, у которого зеленый цвет" [Wehr 1953, 598ff.]; [Fleisch 1961, 411-412]. Дополнительным свидетельством в подтверждение такого тезиса является факт наличия дуплета & awjalu/hawjalu вторая из приведенных форм имеет префикс ha-, см. выше варианты семитской местоименной морфемы [Fischer 1965, 190]. (Об этих именах подробнее см. глава 1, подраздел 2.) 1.1.4.2. В семитских языках можно найти варианты имен, образованных по моделям с начальным &a-, подобным рассматриваемой нами - древнееврейский &akza\r "жестокий", &akza\b "лживый" (ср. арабское &akdabu "более лживый" - элатив/суперлатив) (В. Фишер приводит также пример &e\tan\ "прочный, долговечный, стойкий (dauerhaft)", восходящий к форме *&aytan [Fischer 1965, 16])28; угаритский &anxr "дельфин" [Moscati 1964, 88]; [Brockelmann 1966, 360]; Й. Троппер переводит последнее слово как "кит" и приводит

28 Отметим, что все эти прилагательные древнееврейского языка встречаются достаточно редко, при этом два из них - &akzab\ и &e\ta\n - в словаре Л. Келера и В. Баумгартнера имеют значения, изначально связанные с водой (соответственно " обманчивый (колодец или река, пересохшая летом) (deceitful (well or river dried up in summer))" и "постоянно наполненный струящейся водой; постоянный, продолжительный (always filled with running water; constant, continual)") [Koehler-Baumhartner 1994,45,44].


 

97

также следующие имена: &agzr "тот, кто проводит границы, разделяет (Begrenzer, Zerteiler)", &azmr "усик винограда (Weinranke)", &aqhr обозначает какой-то продукт питания (ein Nahrungsmittel), &aliy < *&al&ay "(чрезвычайно) сильный" (по-видимому, элатив) [Tropper 2000, 265]. Но, как мы видим, эти имена имеют иную семантику, чем прилагательные, являющиеся темой настоящей работы. Впрочем, также мы встречаем некоторое количество имен анатомической тематики, что в каком-то смысле уже ближе к нашей теме. Однако мы будем рассматривать такие примеры как побочные, поскольку непосредственного отношения к рассматриваемым нами именам они не имеют, см. тж. ниже многие примеры из эфиосемитских языков, образованные по схожим моделям, но с не очень близкой семантикой - 1.2.4.4, 2.5.1 и сл. Ср. аккадский azappu (также zappu) "волосы (на голове), щетина", древнееврейский *&äkäp (?) (помимо обычного kap) "ладонь, хлопок рукой или ногой (palm, flap of hand or foot)", иудейский арамейский &arkubta (также гёкпЪа, rekubta) "колено", &apqota\\ "шея" и некоторые другие; отметим также и арабские &axmas≥- "талия" [Militarev-Kogan 2000, CXLII] и &ajrad- "спина" [BK I, 277]. Протосемитские варианты этих лексем не имеют префикса & V-. В статье Й.-Х. Зассе, посвященной префиксу &a- в семитских языках [Sasse 1991, 271-272], говорится, что все такие имена восходят к протоафроазиатской группе имен pluralia tantum со значениями масс или частей тела (приводятся примеры на такие корни, как *p-/*&a-p- "рот", *m-/*& a-m-"вода", *lis-/*&a-lis- "язык", *mVé-/*& a-mVé- "вечер, ночь"29 и др.). Этот же префикс имеет значение собирательности/множественности [ibid., 273, 274].

1.1.4.3. Но есть и такие имена, у которых этот префикс встречается более чем в одном семитском языке, напр., аккадский agappu (также gappu), постбиблейский еврейский &a¨gap (также gap) "крыло" (весьма примечательно, что Х. С. Нюберг, сопоставляя аккадскую форму с префиксом с сирийской формой с суффиксом gappa\, проводит здесь четкую параллель с арабским детерминирующим префиксом &a- (см. Wehr 1953, 601)); угаритский &ané, амхарский anisa, anesa "седалищное сухожилие/нерв" (ср. в арабском &ansa\ "мышца низа ноги" [BK II, 1254]); эблаитский &is≥ba^um, угаритский &us≥b^, древнееврейский & äsba^, иудейский арамейский &äs≥bê^a,\ геэз & asba\^(ê)t, сокотри & es;bah "палец" [Militarev-Kogan 2000, CXLIII] (ср. в арабском &as≥ba^un, &as≥bi^un, &as≥bu^un, &is≥ba^un, &is≥bi^un, &is≥bu^un, &us≥bu^un, &us≥bi^un, &us≥bu\^un [BK I, 1307]) (но сирийский s≥eb^a [Fleisch 1961, 407]). См. также древнееврейский &ef^e, геэз &af^ot\ "змея"; древнееврейский &amtah≥at "карман"; древнееврейский & arga\z, сирийский &arga\zta\ "ящик"; древнееврейский &eépar\ "кусок мяса", &eéka\r "дар", &eéna\b "окно"; геэз &anqas≥ "дверь", &anbê^ "слеза",


 

29


 

Следует отметить, что значение "вечер, ночь" сложно отнести к понятию "массы".


 

98

&angwê^ "костный мозг"30 [Fleisch 1961, 407], &azyab (вариант & azeb\) "юг", &asfar "болезнь печени"; амхарский &arkan "каменные ступени", & as;kar "мальчик" [Barth 1967, 222]. Заметим, что Б. М. Гранде указывает на различные арабские словообразовательные именные модели с префиксами вида &V- [Гранде 1998, 93-94], напр., &iC1C2aC3(C3)-(&izmallun "слабый, немощный"), &iC1C2êC3- (встречается редко, в словах неарабского происхождения: &izmêlun "резец; нож", &iksêrun "эликсир"), &uC1C2uC3- (&usrubun "графит", &unmulatun "кончик пальца"), &uC1C2u\C3- (&uslubun\ "способ", &unbu\bun "труба", &urmu\latun "толстый конец ветки, оторванный от ствола", &utfiyyatun (от *& utfuyatun\) "подставка из трех камней под горшок при варке пищи на костре"), однако по семантике все они не имеют отношения к цвету или физическому признаку. См. тж. в Fischer 1972, 38 -&iC1C2iC3C3-, &uC1C2uC3C3-, &uC1a\C2iC3-, являющися либо производными от "элатива", либо вариантами моделей C1iC2iC3C3-, C1uC2uC3C3- (см. глава 1, 2.7.1). Отметим также формы с начальным ^: древнееврейский ^akba\r "мышь, табарган", аккадский akbaru "табарган" [Militarev-Kogan 2000, LXXVI]. Следует, однако, отметить, что начальный показатель &V- может быть протетическим гласным слогом.

1.1.4.4.   В упомянутой выше статье Й.-Х. Зассе [Sasse 1991, 274] говорится, что аккадское
прилагательное    &adammu    и    древнееврейское    &a\dom\    со    значением    "красный"
предположительно восходят к протосемитскому корню *dam- со значением "кровь", что
означает, что префикс &a- мог иметь и общесемитские корни. Однако других данных,
подтверждающих такую гипотезу, у нас нет, кроме того, корень &DM со значением цвета
является достаточно ранним в семитских языках.

1.1.4.5.   В языках джиббали и мехри нам удалось найти примеры на модели с исходом на
&a- или &- со сравнительным значением. Для джиббали приводится следующий контекст:
bi-zh≥am ;èad gor min u\t en]ée;gæer be-onr he a;^ber buk En]beruk; "был там один раб у них из
другого дома, и он сказал: я лучше, чем ты, Меброк (da war dort ein Sklave bei ihnen aus
einem andern Hause und dieser sprach: Ich bin besser als du, Mebro;k)". Как мы видим, здесь
используется имя, образованное по схожей с арабской моделью для элатива/суперлатива
от корня ^BR (приводим значение этого корня для языка мехри: "всматриваться, смотреть
далеко; быть осмотрительным, внимательным"
[Johnstone 1987, 10]). Отметим, что в
параллельном тексте для языка сокотри используется иная модель и иной корень: wu-ko;n
me;bh≥el èad éâhin min qa;^er d(y)a;h≥éis wa-^e;mor ho
h≥ayr mak Mebrok; - по-видимому, здесь
используется имя, родственное арабскому прилагательному xayrun, которое имеет как
положительное, так и сравнительное/превосходное значение, не меняя модели (см. глава
1, 1.1.3.2) [Muller 1907, 59]. /Для мехри приводятся обороты _h≥req тПп slwot "жарче, чем

30 В последних двух именах срединным гласным изначально был —a- [Barth 1967,223].


 

99

ад" (значения корней: S:WT≥ "огонь", HRQ "≥быть сжигаемым (to get burnt); быть очень жарким, гореть") и _qs≥a\m m_n falg "холоднее, чем лед" (QSM "≥быть прохладным, становиться холодным") [Johnstone 1987, 388, 186, 239-240].

1.1.4.6. Важно отметить, что при рассмотрении общесемитского исхода на &a- ученые как правило не сопоставляют его с частью показателя женского рода у прилагательных цвета и физического признака -a\&- и показателем множественного числа у таких прилагательных -u-. Между тем, в арабском языке они находятся в очевидной взаимосвязи. Во многих случаях исходу на &a- уделяется больше места и делаются выводы относительно его общей семантики для семитских языков. Замечания Е. Куриловича относительно семантики указанных арабских показателей мужского и женского рода, кратко изложенные нами в главе 1, 4.2, также не дают нам информации о связи этих показателей между собой. Кроме того, не следует забывать, что показателем мужского рода для рассматриваемых арабских прилагательных является не префикс &a- как таковой, но совокупность &a-a-, поэтому второй гласный не менее существен при рассмотрении различных семитских форм с исходом на &a-.

Таким образом, следует указать, что примеры на подобную арабской модель в семитских языках весьма немногочисленны и, по-видимому, не позволяют нам вывести для нее какое-либо общесемитское грамматическое или лексическое значение.

1.2.0. Другие модели со схожей семантикой

1.2.1.0.  Аккадский язык

1.2.1.1.  В аккадском языке есть модель C1uC2C2uC3u с тем же значением физического
признака  -
gubbuhu  или  qubbuhu  "лысый",  hummuru  "сморщенный,  искалеченный",
qurrudu "у кого волосы выпадают пучками (with hair falling out in tufts)", èummumu
"глухой", duééumu "толстый" [Militarev-Kogan 2000, 282, 276, 298, 330, 56]; kubburum
"чрезмерно толстый (u/bermassig dick)", /kus≥s≥udu "изуродованный", sukkukum "глухой"
[Fischer 1965, 198]; ср. тж. nussuqu "очень изысканный", киггйт (от корня KRW) "очень
короткий"; эта модель изначально служит для образования пассивных причастий от
породы с геминированным вторым радикалом, напр., éubburum "полностью разбитый",
uhhuzum "оправленный", dunnunum "усиленный", киппйт (от корня KNW) "взлелеянный"
[Soden 1995, 76] (см. схожую ситуацию с моделью éuC1C2uC3- для пассивных причастий
каузативной   породы   и   прилагательных   "с   повышенным   относительно   обычных
прилагательных значением
(mit gegenu/ber dem einfachen Adj. gesteigerter Bedeutung)" в
главе   1,   4.2).   Кроме  того,   в  этом  языке   мы  находим  группу  прилагательных  с
геминированным   третьим   радикалом   и   с   "усилительным"   значением:   namurrum


 

100

"необычайно сияющий (furchtbar glänzend)", raéubbum "блестящий красным (rotgleissend)", da&ummum "тревожно мрачный (unheimlich dunkel)" (ср. арабские глагольные формы idhamma и idhamma\ "стать черным (о лошади), стать темно-зеленым (о растительности)" [Fox 1996, 560]; в словаре А. де Биберштейна-Казимирского приводятся следующие значения: idhamma "быть совсем черным, или очень темно-зеленого и почти черного цвета"; idha\mma "быть черным" [BK I, 744]); éaqummum "очень тихий (totenstill)", éahurrum "полностью неподвижный (ganz starr)" [Soden 1995, 77], éalummun "страшно блестящий" (предположительно сюда же можно отнести форму namuéiéum "мертвый") [Whiting 1981, 7, 11-12]. Чрезвычайно важно отметить соотносимость имен éaqummum и éahurrum с аккадскими глаголами так называемой R-породы (существует традиция называния пород семитских глаголов латинскими буквами) с редуплицированным третьим радикалом (ср. соответствующие арабские глагольные породы в главе 1, 3.1) -соответственно éuqammumum и éuharrurum31 [Fox 1996, 559-560], см. тж. [Soden 1995, 196] (ср. тж. патиШит "умирать" [Whiting 1981, 12]). Отметим также форму adam(m)u "красный" (ср. арабское & adamu\ "бурый") и особенно формы apparru[, happarru[ "имеющий жесткие волосы (having wiry (?) hair)" [Militarev-Kogan 2000, 47, 138]. Вспомним о периферийной группе арабских прилагательных с подобными значениями с геминацией или редупликацией третьего радикала. Обратим особое внимание на сходство указанной аккадской модели с древнееврейской моделью для обозначения цвета и физического недостатка - см. 1.2.2.1 (см. также [Fischer 1965, 199]).

1.2.2.0.  Древнееврейский язык

1.2.2.1.  В древнееврейском языке существует модель C1a\C2o\C3, по-видимому, восходящая
к *C1aC2uC3C3- с геминацией третьего радикала, имеющая значение как цвета, так и
физического недостатка - ^a\qo\b "неровный, горбатый (uneben, bucklig)", &ado\\m "красный",
ba\ro\d "пегий, пятнистый, пестрый (scheckig)", sa;\ro\q "рыжий, как лисица (fuchsrot)" и пр.
(ср. арабские периферийные модели с геминацией третьего радикала - глава 1, 2.7.1 и сл.);
см. тж.
[Fox 1996, 565-566]. В. Фишер полагает, что такое объединение семантики имеет
примерно такую же историю, что и у арабских прилагательных модели &aC1C2aC3-,
которые первоначально не имели "содержания значения", а имели только "ценность
значения" [Fischer 1965, 15, 199] (см. краткое изложение этой мысли в главе 1, 2.9.1).

1.2.2.2.   Кроме  того,  в  древнееврейском  для  прилагательных  физического  признака
существует модель С^СгСгёСз (В. Гезениус уточняет, что эти прилагательные могут

31 Нелишне, впрочем, отметить, что оба указанных глагола имеют исход на é-, возможно, здесь имеет место контаминация с каузативом или "элативом" (см. глава 1, 4.2); см. тж. [Speiser 1967,481].


 

101

обозначать также душевные недостатки (ko/rperliche oder geistige Fehler und Gebrechen) [Gesenius 1896, 123]): ^iqqe\é "кривой", &ille\m "немой", gibbe\n "суковатый, бугорчатый", ^iwwer\ "слепой" (ср. арабское &a ^waru "одноглазый"), piqqea\h≥ "зрячий" ("hellblickend" [Brockelmann 1966, 360] или "able to see"), ^illeg\ "заика", gibbea\h≥ "лысеющий (with receding hair-line)", pissea\h≥ "хромой, прихрамывающий (limping)" [Koehler-Baumgartner 1994, 959, 828, 173, 948], &ièèe\r "парализованный" [Fischer 1965, 198], he≥\re\é (< *h≥irre\é) "глухой", qere\\ah≥ (< *qirreh\≥) "лысый", ^iqqe\é "превратный, неверный, бессмысленный (verkehrt)" [Gesenius 1896, 123]. В постбиблейском еврейском встречается также h≥igge\r "хромой", а также s≥ummêm, summa≥\m "человек, чьи ушные раковины представляют собой бесформенную массу (a person whose auricles are a shapeless mass)" (ср. &asammu≥ "глухой") [Militarev-Kogan 2000, 320] (также s≥imme\m [Fox 1996, 534]). (Ср. модель для обозначения болезней также с геминацией второго радикала - gabbahat≥ "обладание лысиной (baldness)", dalläqät "сильный жар (burning fever)", qaddah≥at "воспаление, лихорадка (inflammation, fever)", s≥a\ra^at "заболевание кожи (не проказа)" с компенсаторным удлинением (ср. аккадский s≥ennettu, senn≥êtu "заболевание кожи"), а также dabbäéät "горб (верблюда)" [Militarev-Kogan 2000, 229, 278, 297]). В. Гезениус утверждает, что модель C1iC2C2e\C3-восходит к модели *C1iC2C2iC3- [Gesenius 1896, 123]. См. глава 1, 2.7.1 и сл. -периферийные модели арабских прилагательных с подобными значениями, с геминацией второго радикала.

Важно отметить, что Е. Курилович вслед за Я. Бартом [Barth 1967, 25] возводит модель С^СгОгёСз к *C1aC2C2iC3-, которая в свою очередь является усилительной для модели *C1aC2iC3-, производной от глагольной модели *C1aC2iC3a. Подобный пример ученый приводит для имени цвета h≥emar\ "битум", восходящего к форме *h≥imar, являющейся производной от глагольной формы *h≥amira "быть красным" (см. арабское &ahmaru≥ "красный") [Kurylowicz 1961, 170]. См. также в главе 1, 4.2 изложение гипотезы Е. Куриловича о сопоставлении арабской модели цвета и физического признака с глагольной моделью C1aC2iC3a.

Возможно, имеет смысл также рассмотреть модели с редупликацией второго и третьего радикалов & adamda¨\m "красный", yeraqra¨\q "зеленый", ^aqalqalo\t "кривые", halaqlaqo≥\t "гладкие" (но hapakpa¨\k "превратный, неверный, бессмысленный (verkehrt)") [Fischer 1965, 15, 200]; [Barth 1967, 216]; [Fox 1996, 566-567] (ср. схожую арабскую модель в 2.7.1).


 

102

1.2.3.0.  Арамейские языки

1.2.3.1.  В иудейском арамейском так же, как в аккадском и еврейском, встречаются
формы с подобным значением и с геминацией второго радикала - ^awwêr (но и ^awêr)
"слепой" (ср. арабское &a ^waru "одноглазый") (ср., впрочем, арамейские прилагательные,
образованные по той же модели, но не имеющие столь узкого значения: h≥assên "сильный",
h≥assêr "малочисленный", marrêr "горький", nass≥≥êh≥ "победительный", ^ammêq "глубокий" и
пр.  [Beyer 1984, 435]); qaddah≥ta\ (но и qadh≥u\ta\) "лихорадка, воспаление глаза (fever,
inflammation of the eye)", summêqa\ "молоки; воспаление глаза (milt; inflammation of the
eye)" (ср. аккадский éammaxu\ "толстая кишка; брюхо, пузо (large intestine; paunch, belly
(?))")   [Militarev-Kogan  2000,   276,   297,   217-218;   Kurylowicz   1961,   170];   см.   также
прилагательные цвета 'иккат "черный", summa\q "красный", hiwwa≥\r "белый" [Fischer 1965,
198]. В сирийском языке мы также находим формы по модели С^ёСгаСза для обозначения
прилагательных физического признака: ^aqra\ (а также ^a\qarta\) "бесплодный (мужчина,
женщина) (sterilis (vir, femina))" (?), ^êwa\ra\ (вариант ^êwêra) "\слепой" (ср. арабское &a^waru
"одноглазый"), gêba\h≥a\ "лысый лбом (calvus fronte)", sêra\ma "\плосконосый", gaggêrana
"прожорливый"   (?),   а  также   &aèèêma\   "глухой",   èêmêma\   "немой",  gêbêba   "\горбатый"
[Militarev-Kogan 2000, 273, 276, 282, 324, 330, 97, 64]; есть также и прилагательное,
образованное  по  модели  с  геминированным  вторым радикалом  h≥allêma\  "здоровый,
крепкий" [Militarev-Kogan 2000, 291]; В. Фишер также приводит примеры для модели с
геминированным вторым радикалом С^ёСгСгаСза со значением цвета: hewward (ср. в
библейском арамейском h≥iwwar\) "белый", h≥êééoka\\ "темный", 'икката "черный", summa\qa
"красный" [Fischer 1965, 15, 57], а также yurra\q "желтый", s≥uh≥ha≥\r "красный от стыда
(schamrot)" [Fischer 1965, 198]. Х. Вер также указывает на арамейскую форму C1uC2C2a\C3
для прилагательных цвета (также с интенсификацией - геминацией второго радикала)
[Wehr 1953, 571]; см. также [Barth 1967, 199]. С. А. Кауфман пишет, что в арамейском
языке исторические прилагательные были сведены к пассивным причастиям и форме
kattêb [Kaufman 1997, 124]. По модели C1êC2aC\3a\ в сирийском образуются, впрочем, и
другие имена, например, sêmala\\ "левый" (заметим, что по-арабски прилагательные со
значением "левый" и "правый" по форме мужского рода совпадают с рассматриваемыми
нами -& aymanu и &aysaru, прочие же формы у них совпадают с формами суперлатива - ж.р.
соответственно уитпа и yusra) [Militarev-Kogan 2000, 234]. \В мандейском мы находим
подобные прилагательные, образованные по модели C1aC2C3a: aqra "бесплодный (sterile,
impotent)", alga
"немой, косноязычный, заикающийся (dumb, tongue-tied, stammered)"
[Militarev-Kogan 2000, 273].


 

103

1.2.3.2. В сирийском мы также находим прилагательные со значением физического признака, образованные по модели C1C2a\C3, которая, по всей видимости, восходит к модели C1uC2a\C3- (см. глава 1, 2.7.4): gbah\≥ "лысый", s^a\r "волосатый", sra\m приплюснутым носом" (ср. в арабском &ajbah≥u, &^aru, & aéramu), qrah \≥"голый. лысый (kahl)" [Fischer 1965, 198].

1.2.4.0. Эфиосемитские языки

1.2.4.1.     В геэзе мы находим заимствованные из арабского &aswad "черный", & ah≥mar
"красный", &azraq "синий", &azmar "пурпур" (из арабского &asmar) [Brockelmann 1966, 360].
(Ср. в харари (древний период) особая именная форма aC1C2iC3 исключительно для
арабских корней;  возможно,  это  исторический  арабский  элатив  (в  конструкциях с
глаголом а™а "делать": afrih a™a "доставлять удовольствие", akrim a™a "быть щедрым",
aslih а™а "делать счастливым") [Wagner 1997, 493].) Кроме того, среди прилагательных
цвета мы находим два примера, образованных практически по одной схеме: C1aC2C2iC
или C1aC2C2êC3 - qayyêh≥ (вариант qayyih≥) (формы женского рода qayya\h≥ и qayyêh≥t)
"красный" и s≥allim (форма женского рода s≥allam\) "черный, темный" [Dillmann 1965, 457,
1259] (ср. тигре qäyêh≥, s≥ällim, тигринья qäy(y)êh≥, s≥ällim) [Bennett 1998, 154, 160]. Впрочем,
по такой схеме образуется довольно много прилагательных иной семантики, например,
haddis≥ (ж.р. h≥adda\s) "новый".

1.2.4.2.     В эфиосемитских языках некоторое количество прилагательных физического
признака (реже - цвета) встречаются в форме страдательного причастия от глагола
базовой породы: геэз ^êwwur (вариант ^êwwêr) "слепой", тигре ^êwwur, тигринья ^êwwur,
амхарский,    аргобба    ^êwwêr    [Militarev-Kogan    2000,    276]    (ср. арабское    &a^ waru
"одноглазый"), геэз sêgum "немой" (ср. в арабском &azjamu "никогда не ревущий или
ревущий не звучно (верблюд)
(qui ne mugit jamais ou qui n'a pas le mugissement sonore
(chameau))" и &asjamu "никогда не ревущий (верблюд) (qui ne mugit jamais (chameau))" [BK
I, 976, 1056]), bêhum "немой" (ср. &abhamu "не умеющий или не могущий говорить (qui ne
sait pas ou ne peut pas parler)" [BK I,
174]), sêmum≥ "глухой" (ср. &as≥ammu "глухой"), lêmus
"прокаженный" (ср. &almazu≥ "имеющий белое пятно на нижней губе (лошадь) (qui a une
tache blanche a' la le'vre infe;rieure (cheval)) [BK II, 1027]???, см. тж. &artamu) [Dillmann 1965,
995, 398, 485, 1271, 37]; тигре lês≥uh≥, тигринья nês≥uh≥ "белый" [Bennett 1998, 160]; тигре
dêbês "горбатый (being hump-backed)", амхарский dêbué "круглый, пухлый, полный (round,
rolypoly)"; тигре éêrum "имеющий губу с трещиной (slit-lipped)" (ср. арабское &aéramu
"имеющий изуродованный нос, тот, кому отрезали кончик носа (qui a le nez mutile;, a' qui on
a coupe le bout du nez)" [BK I, 1222]); ;эндегень dênu& "глухой"; мухер gwêbên, чаха, эжа,


 

104

эннемор gwêbêr, гьето gubwêr, gubêr "горбатый (hunchbacked)"; возможно, также следует отнести сюда тигре gäbês "горбатый (crook-backed)", волане, соддо gumbus, гогот gumbês "горбатый (hunchbacked)" [Militarev-Kogan 2000, 278, 279, 324, 64, 77].

1.2.4.3.    Также   в   некоторых  из  этих  языков   нами   были  найдены   прилагательные
физического признака и реже цвета, образованные по модели, реконструируемой для
общеэфиосемитского уровня как С^аСгаСз или C1aC2C2aC\3: геэз barra\h≥ "лысый" и baha\m
"немой, косноязычный" (ср. арабское &abhamu "не умеющий или не могущий говорить (qui
ne sait pas ou ne peut pas parler)" [BK I, 174]) [Dillmann 1965, 501, 485]; тигре däbbas
"сутулящийся", gäbbah "широколобый" (ср. &ajbahu "имеющий большой и красивый лоб"
[BK I, 250]) [Militarev-Kogan 2000, 278, 65]; тигринья naxw≥ar "слепой", k≥wêss≥al≥ "зеленый",
каггап "имеющий большие рога" [Kogan 1997, 433-434]. Но по этой модели образуются и
другие прилагательные - геэз sanay; "красивый"  [Gragg  1997,  249], тигринья  tas≥ay
"противоположный", kadda^ "мятежный,  вероломный (rebellious, treacherous)"  [Kogan
1997, 433]. По особой модели образуется прилагательное языка тигринья sa^da "белый";
оно, как и прилагательные модели С^аСгСгаСз имеет одну и ту же форму для обоих родов
[Kogan 1997, 434].

1.2.4.4.    Кроме того, в геэзе есть модель для прилагательных цвета с редупликацией
второго и третьего радикала: h≥amalmêl "зеленый", sa^ad^êd "белый" (ср. с аналогичной
моделью в древнееврейском в 1.2.2.2) [Fischer 1965, 15].

1.2.4.5.    В амхарском и тигринья есть прилагательные с суффиксами -am и -amma, они
образуются от основ существительных (ср. древний показатель -Vm- в арабском языке -
глава 1, 2.7.6), впрочем, они не имеют специальных семантических ограничений. В
амхарском суффикс -am означает особенное или чрезмерное обладание качеством,
связанным с соответствующим существительным (having particularly or excessively a
quality associated with the noun):  hodam "прожорливый (greedy, gluttonous)" (от hod
"живот"), malkam "привлекательный, приятный" (от malk "внешность"), суффикс -amma
означает примерно то же, но более интенсивное (intensified): fêreyamma "плодородный"
(от fêre "плод"), èenamma "здоровый" (от èena "здоровье") [Hudson 1997, 466]. См. также
примеры с показателем -am,  близкие по семантике к прилагательным физического
признака: lahac/am¨ "слюнявый" (от la/hac¨ "слюни"), la/mèam "прокаженный" (от la/mè "белая
проказа"), bêguram "угреватый" (от bêgur "угорь на лице"), têlam "червивый" (от têl
"червь"), ênqêrtam "зобастый" (от ёщёг "зоб"), éêba/tam "седой" (от   éêbat/ "седина"),
qêmalam  "вшивый"  (от qêmal "вошь"),  qa/fa/dam  "морщинистый  (о лбе)"  (от qa/fa/d
"морщины  на лбу"),  la/mbocam¨  "губастый"  (от la/mboc¨ "нижняя  губа"),  qandam/ 
длинными рогами, длиннорогий" (qa/nd "рог"), rizam "бородатый" (от ris "борода"), botam


 

105

"с толстыми икрами" (от bot "икры ног"), saram "поросший густой травой" (от sar "трава"). Но есть также большое количество примеров, не связанных с физическими признаками, напр., hamotam "смелый" (от hamot "смелость"), mêsèiram "умеющий хранить тайну" (от mêsèir "тайна"), lêbbam "умный, сообразительный" (от lêbb "ум, разум") [Титов 1991a, 88]. Ср. также группу прилагательных с показателем -êmma, имеющих значение цвета, но также образованных от названий предметов, обладающих соответствующим цветом, напр., bêrrêmma "серебристый" (от bêrr "серебро"), wêrqêmma "золотистый" (от wêrq "золото"), amadêmma/ "пепельный (о цвете)" (от ama/d "пепел"), паЪгётта "пятнистый" (от п&Ъёг "леопард"), ayèêmma "мышиный (о цвете)" (от ayè "мышь"), Ъиппатта "кофейный (о цвете)" (от bunna "кофе") [Титов 1991a, 88], но такие примеры ближе по способу образования к названиям цвета в арабском языке, образованным от существительных с помощью относительного суффикса —iyy- (см. глава 1, 1.1.2), напр., burtuqa\liyyun "оранжевый" (от burtuqalun\ "апельсин"), banafsajiyyun "фиолетовый" (от banafsajun "фиалка"). Примеры из тигринья: nêwram "позорный" (от nêwri "стыд"), cak=≥≥am, багкатта "драный, бедный (ragged, poor)" [Kogan 1997, 433]. Указанные прилагательные в языке тигринья также имеют общую форму для обоих родов. (Еще раз заметим все же, что довольно большая часть имен, образованных с помощью показателей -am/-amma, семантически не связаны с физическим признаком или цветом.)

1.2.4.6. Здесь имеет смысл отметить, что в геэзе и тигринья, в отличие от большинства семитских языков, существует несколько специальных моделей для собственно прилагательных (в том числе причастий), которые имеют отличные от других имен формы рода и числа (см., напр., [Gragg 1997, 249-250]; [Kogan 1997, 433]).

1.2.5.0. Современные южноаравийские языки

1.2.5.1.   В  современных южноаравийских языках мы встречаем достаточно много
прилагательных, обозначающих как цвет, так и физический признак, напр.: мехри & o\fêr
(&Ø;fêr)
(ср. арабское &a^faru "красноватый, смешанный, посыпанный белым (об оттенке
масти газелей)
(rougea[tre me[le;, saupoudre de blanc (se dit de la nuance du pelage des
gazelles))" [BK II, 298]), gêbre\r (gêbre;r) 'бурый', sêne≥\w (se≥;n‰;^) 'глухой' [Johnstone 1987, 237,
261, 240]. Если сопоставить формы мужского и женского рода и множественного числа в
арабском и современных южноаравийских языках, то мы увидим, что в арабском языке
эти формы за небольшим исключением образуются внутренним способом (м.р. &ah≥maru -
ж.р. h≥amra\&u - мн. ч. h≥umrun), а в современных южноаравийских языках возможны как
внутренний, так и внешний способы (сокотри: м.р. ед. ч. ha≥;gwuhe - ж.р. ед.ч. h≥a;gwihe - м.р.
дв.ч. ha≥gwuhi; - ж.р. дв.ч. ha≥gwâti - м.р. мн.ч. ha≥g;êwohon - ж.р. мн.ч. he≥gawhi; 'черный', м.р.


 

106

ед.ч. Öâbêhon - ж.р. ед.ч. Öbêneh - м.р. дв.ч. Öiboni\ - ж.р. дв.ч. Öbine\ti - м.р. мн.ч. НЬёпи - ж.р. мн.ч. Öibhenetin\ 'белый' [Наумкин-Порхомовский 1981, 26], мехри: м.р. têfe\l - ж.р. têfêlêt -мн.ч. têfwo\l 'хромой', м.р. &a\we\r - ж.р. &awre\\t - мн.ч. &a\wro\ten 'слепой' (ср. арабское &a^ waru "одноглазый"), м.р. hêz;a;wr - ж.р. hêz;êrêt - мн.ч. he\z;êr 'зеленый' (ср. арабское & axd≥aru) [Johnstone 1987, 416]); "красный": хауфский диалект языка хобьот: м.р. ^Ø;fêr - ж.р. ^afêrØ;t -мн.ч. ^a\fêr, мехри: м.р. &o\fêr-ж.р. &a\fêro\t мн.ч. &a\fêr, батхари: м.р. 'а/ег — ж.р. ^afêrØ\t-мн.ч. ^a;fêr, харсуси: м.р. &a;fêr-ж.р. &a;fêro\t-мн.ч. &a;fêr, джиббали: м.р. ^Ø;fêr-ж.р. ^afirØ;t - мн.ч. ^afiretê;, сокотри (диалект Калансия): м.р. ед.ч. ^‰\fêr - ж.р. ед.ч. ^‰\fe;roh - м.р. дв.ч. ^‰\fri ж.р. дв.ч. ^‰\fêro;ti м.р. мн.ч. ^‰\firâhin ж.р. мн.ч. ^‰fere\tên [Simeone-Senelle 1997, 393].

1.2.5.2.     Заметим, что во всех современных южноаравийских языках, кроме сокотри,
прилагательные цвета и физического признака имеют только общее множественное число,
как и в арабском (см. глава 1, 5.2) (в отличие от других прилагательных, которые имеют
формы мужского и женского рода множественного, а иногда также и двойственного
числа: ср. хауфский диалект языка хобьот: "худой": м.р. ед.ч. гекёк - ≥ж.р. ед.ч. rek≥e\k≥êt
м.р. мн.ч. пк0к - ≥ж.р. мн.ч. rik≥Ø;ktê≥, "счастливый": м.р. ед.ч. fê;rh≥un - ж.р. ед.ч. fêrh≥ênt -
м.р. мн.ч. fêrhan≥ên ж.р. мн.ч. fêrh≥anintê); впрочем, в рукописях Т. М. Джонстона для
сокотри  также  указана  форма общего     множественного  числа прилагательного  со
значением "красный" - ^a\fire;tên [ibid.].

1.2.5.3.     В.  Фишер указывает на существование в сокотри модели с редупликацией
третьего радикала, обозначающую физический признак:  ^aèbab "морщинистый (лицо)
(faltig   (Gesicht))",    ^argeg   "говорящий   басом   (mit   Basstimme   sprechend)",    ^aémam
"отрубленный (на руках и ногах) (abgehackt (an Ha/nden und Fu/ssen))", éibdad "страдающий
болезнью печени (leberkrank)" [Fischer 1965, 200].

2.0. Соответствующие глагольные формы в диалектах арабского языка и семитских языках

2.1.0. Арабские диалекты

2.1.1.   К. Брокельманн приводит редкие примеры глагольных форм с редупликацией
третьего радикала:  алжирский galfef "заворачивать",  а также  мальтийский gerbeb
"катиться"   [Brockelmann   1966,   517-519],  однако  они  очевидно  иной  семантики.  В
египетском диалекте сохранились остатки форм девятой породы (см. глава 1, 3.1 и сл.) -
izraqq от &azraq "синий", ih≥marr от &актаг "красный"; по крайней мере для последнего
примера, впрочем, существует усеченный вариант без геминации - ih≥mar "он покраснел" и


 

107

ih≥marru "они покраснели" [Aboul-Fetouh 1969, 43]. Подобные формы сохранились в иракском (напр., xdarr≥ "зеленеть", èraéé "глохнуть", swadd "чернеть", byadd≥≥ "белеть") [Erwin 1963, 73] и в кувейтском диалектах (прошедшее время К^СгаСзСз (напр., ibyadd "белеть", iswadd "чернеть"), настоящее время уЮ^аСзСз (напр., yibyad≥d≥, yiswadd), императив iC1C2aC3C3, активное причастие гшСхСгЮзСз [Цуканова 2001, 37, 44]) и редко встречаются в сирийском, иракском, оманском диалектах (и только со значением цвета); во многих диалектах геминация заменяется долготой последнего гласного (напр., в причастиях от таких пород: испано-арабский mudlêm "темный", ливийский myzr=a\b "паршивый, шелудивый" (причастия) (ср. арабское &ajrabu; ср. также, например, арабские действительные причастия девятой породы - muh≥mirrun "краснеющий")) [Brockelmann 1966, 517-519]. В некоторых диалектах девятая порода заменяется более продуктивной второй (впрочем, в классическом арабском от таких прилагательных встречаются формы и второй, "интенсивной" породы с геминированным вторым радикалом): египетский h≥ammar "покраснел", sawwid "почернел"; диалект Хадрамаута h≥ammar "становиться красноватым (devenir rougea[tre)", sawwad "становиться черным (devenir noir)". Т. М. Джонстон указывает, что в восточной группе северных диалектов девятая порода также встречается редко (приводя пример для всей группы диалектов - прошедшее время ihmarr≥, настоящее время yih≥marr; для кувейтского диалекта приводится пример отглагольного имени ih≥mira\r "краснение, заливание краской (blushing)"), и ее вытеснила вторая порода (hammar≥ "он сделал красным, окрасил в красный цвет; он покраснел (he made red, reddened; he blushed)") и вариант третьей породы с долгим -o-\ после первого радикала (в классическом арабском языке на этом месте стоит -a-) (\в качестве примера Т. М. Джонстон приводит причастие ms≥o\fir "бледный") [Johnstone 1967, 45, 74]. 2.1.2. В алжирском диалекте мы находим своеобразную глагольную модель C1C2aC\3 для корней со значением цвета и физического признака, напр., kha≥\l "почернеть" (от kh≥_l "черный"), sla\^ "стать лысым" (от s≥l_ ^ "лысый"), также kba\r "стать большим, вырасти" (от kbêr "большой"). Ср., впрочем, и другие значения: kta\b "быть написанным на роду" (от kt_b "писать"), xla\q "родиться" (отxl_q "творить, создавать") [Мишкуров 1982, 59].

2.2.0. Древнееврейский язык

2.2.1.   К. Брокельманн приводит древнееврейскую форму ra^anan "зеленеть" (сюда же
под вопросом он относит форму &umlal "вянуть") [Brockelmann 1966, 517-519]. Л. Келер и
В. Баумгартнер сопоставляют форму ra^anan с арабской ilg;anna\ "быть запутанным,
густым, густо облиственным (be entangled, bushy, thickly foliated)" [Koehler-Baumgartner
1994, 1269]. См. тж. пример для другой семантики éa&nan "to be at rest"; В. Гезениус


 

108

отмечает, что все указанные глаголы встречаются только в перфекте и не представлены в базовой породе [Gesenius 1910, 152].

В древнееврейском и арамейском языках есть и другие (редкие) примеры глагольных форм с редупликацией третьего радикала, т.е. образованные по модели С^СгСзёСз в древнееврейском и С^аСгСзёСз в арамейском, но все они имеют совсем иную семантику (см., напр., [Wright 1966, 218-219]).

Отметим также древнееврейскую глагольную формы ha≥¨marmar "быть красным (от слез); быть возбужденным или встревоженным (to be agitated or troubled)", s_h≥arh≥ar "быстро ходить туда-сюда; сильно биться (о сердце)" с редуплицированными вторым и третьим радикалами [Wright 1966, 220]; [Gesenius 1910, 152].

2.3.0. Угаритский язык

2.3.1.   Д. Парди утверждает, что в угаритском языке также есть так называемая R-порода
(см. 1.2.1.1) с редуплицированными вторым и третьим радикалами
[Pardee 1997, 137].
С. Сегерт упоминает глагол s≥h≥rr с предположительным значением "гореть", для которого
засвидетельствована форма 3-го лица женского рода аффиксального спряжения sh≥≥rrt
[Сегерт 1965, 56], см. тж. [Whiting 1981, 17]. Й. Троппер приводит такие значения: "быть
красноватым, бурым, засохшим, раскаленно засохшим", что уже несколько ближе к
рассматриваемым нами прилагательным и глаголам. Он также приводит форму sh≥≥rrm с
неясным значением. Ученый сближает эти формы с упоминавшимися в 1.2.1.1 аккадскими
глаголами так называемой
R-породы с редуплицированным третьим радикалом, а также
аналогичными древнееврейскими и сирийскими глагольными формами [Tropper 2000,
680].

2.4.0. Современные южноаравийские языки

2.4.1.   В    языке    мехри    мы    также    обнаруживаем    глаголы,    произведенные    от
прилагательных, обозначающих цвет (но не физический признак!), с редуплицированным
третьим  радикалом:  
&a\fe\ror\,   hêz;ero\\r  'бледнеть'   (ср. арабское   прилагательное   &a^faru
"красноватый, спешанный, посыпанный белым (об оттенке масти газелей) (rougea[tre me[le,
saupoudre; de blanc (se dit de la nuance du pelage des gazelles))", глагол ixd≥arra "зеленеть"),
h≥êwêru\r   'становиться   черным'   (в   восточном   диалекте   джиббали   -      ênh≥e;re;r,   в
центральном диалекте джиббали - ênh≥âre;r, т.е. с инфиксацией n, как в четырнадцатой
породе в арабском языке) (ср. арабский глагол
ih≥warra "быть большим и выразительным
(о глазах очень резкого черного цвета, окруженных очень ярким белком)
(e[tre grand et
expressif (se dit des yeux d'un noir tre's-prononce;, entoure d'un blanc tre;'s-vif))" [BK I, 510]), но


 

109

&aywêr ;(^e;r) 'слепнуть' (ср. арабское &a^waru "одноглазый") [Johnstone 1987, 8, 26, 195, 19]. Впрочем, в джиббали мы находим глагол edmâm "не спать из-за офтальмических болей (not to sleep because of ophtalmia pains)", который предположительно восходит к корню со значением "страдать головокружениями; иметь боли в голове (to be giddy; have pain in the head)"; возможно, сюда же следует отнести и форму eqêre;r "быть в половой охоте (о корове) ((cow) to be in rut)" (ср. mêqêr‰;rt "анус") [Militarev-Kogan 2000, 280. 299]32. И в арабском, и в современных южноаравийских языках от подобных корней могут образовываться глаголы и другой структуры, но важно сходство в образовании глагольных форм со стабильной геминацией или редупликацией третьего радикала, не исчезающей при спряжении.

М. К. Симеон-Сенелль не придает морфологического значения консонантной геминации и редупликации в современных южноаравийских языках. Действительно, в приведенных ею примерах геминация или редупликация третьего радикала не имеет отношения к указанной выше семантике и встречается как у глаголов, так и у имен (бедуинский диалект мехри в районе Кишн kês≥≥arru\t "укорачиваться", форма 3 л. ед.ч. ж.р.; мехри qêèêbbut\ "кукла", харсуси qaèêba\b "куклы"), но это единственные ее примеры на геминацию или редупликацию именно третьего радикала (тем более, что в других формах для приведенных имен и глаголов ни той, ни другой нет - бедуинский диалект мехри в районе Кишн kês≥sa≥wr; "укорачиваться", форма 3 л. ед.ч. м.р.; харсуси qêèèêbo\t "кукла") [Simeone-Senelle 1997, 386-387], и они не отменяют найденной нами закономерности. Вспомним, что в именных формах цвета мы также находили общие явления в арабском и современных южноаравийских (см. 1.2.5.2). Возможно, это говорит в пользу южносемитской изоглоссы. Следует, однако же, учесть, что по последним семитологическим данным современные южноаравийские языки отошли от прасемитского существенно раньше остальных, поэтому мы должны очень осторожно оценивать указанный выше факт морфологической близости глагольных и именных форм в арабском и современных южноаравийских языках.

В современных южноаравийских языках мы также можем встретить глагольные формы с геминацией или редупликацией третьего радикала и инфиксацией n, имеющие семантику, как связанную с цветом или физическим признаком (напр., сокотри ndrqq/nèrqq "быть покрытым крапинами (esser macchiettato)"; возможно, также мехри nah≥ayru\r "мычать, реветь (muggier)", nhaybu\b "кричать (о верблюде) (gridare (cammello))"; джиббали nhybb "кричать (о верблюдах) (gridare (cammelli))"), так и не связанную с ними (сокотри nd(w)rr "оборачиваться (volgersi)") [Conti 1980, 110].


 

32


 

Ср. тж. brss≥≥ "лысый, голый (ребенок)" [Militarev-Kogan 2000, 38].


 

по

2.5.0. Эфиосемитские языки

2.5.1.      В      эфиосемитских     языках     также     встречается     глагольная     форма     с
редуплицированным   третьим   радикалом,    образованная    от   корня    со    значением
физического признака - геэз & an^orara "слепнуть" (ср. также ^êrêrt "вид глазной болезни")
(ср. арабское   &a ^waru   "одноглазый")   [Militarev-Kogan  2000,   276];   тигре   -   ^alajäjä
"заикаться" (ср., однако, угаритский t^lgt "заикание (stammering)"); ср. также именные
формы с геминацией в языках соддо
(alägga) и эндегень (alaggä) и глагольную форму
тигре  &aljäjä  "действовать глупо  (to  act foolishly)"   [Militarev-Kogan 2000,  273-274].
Возможно, следует также рассмотреть амхарские именные формы sêmbäb "астма", sênbäb
"задыхающийся, судорожный, астматичекий (panting, gasping, asthmatic)" и глагольные
формы волане sênäbäbä, селти sinäbäbä "быть простуженным с кашлем, кашлять (to have
a cold combined with coughing, cough)";
ср. тж. амхарский sêlbabot "пленка на поверхности
стоячей воды; пена, отстой
(film of the surface of the stagnant water; cream)", волане
(a)släbäbä "быть густым, мягким (to be creamy)", маскан, соддо, волане, звай sêlbabot,
селти sêlbabot\ "сливки, пена, отстой (cream)" [Militarev-Kogan 2000, 327, CX]. С большим
сомнением сюда можно отнести амхарский
zänägga "забывать, быть рассеянным, упускать
из виду что-л., становиться умственно слабым (to forget, to be absent-minded, to lose sight of
smth., to become feeble of intellect)",
гафат zänäggä "забывать" [Militarev-Kogan 2000, 323].

2.5.2.      Мы могли бы включить в вышеприведенный перечень такие формы, как амхарский
gwäbäbb alä "быть горбатым; быть кривым, согнутым, изогнутым (to be hunchbacked; to be
curved, bowed, bent)"
(где ala/ - вспомогательный глагол); селти anèêéé *balä-, волане ênèiééo
balä-, чаха dtiSM barä-, эжа êèèêéé amännä-, эндегень anèiééu barä-, haèèiééu barä-, мухер
anèêéé *balä-, маскан ênèêéée barä-, гогот anèêéé *balä- "чихать"; ср. тж. амхарскую форму
ênnêff alä "сморкаться" и предположительно заимствованную из арабского zäräèè alä
"выдавать непристойные звуки несколько раз подряд (to let a series of farts)" [Militarev-
Kogan 2000, 10, 64, 208, 58]. Однако, по всей видимости, для эфиосемитских характерна
геминация последнего радикала перед вспомогательным глаголом, ср., напр., в амхарском
языке
qa/ra/bb ala/ "приблизиться", sêèèêmm ala "/пойти ко дну" и пр. (ср., впрочем, lêkkus ala
"быть подожженным", saga ala// "забеспокоиться") [Титов 1991a, 109, 156]. Мы также не
уверены   в   том,   что   мы   имеем   право   причислять   сюда  же   следующие   формы:
амхарский gässa "рыгать, извергать кровь (to belch, to emit blood)", аргобба (as)gessa, эжа,
мухер, маскан, гогот, соддо
agässa, эндегень agässa&a (?) "рыгать"; амхарский wäzza,
маскан, гогот, соддо (a)wäzza-, мухер   ozza≥-, эндегень awässä&a-, эжа awzazza, ozazza,
мухер o≥zazza, а также чаха, эннемор, гьето awzasa- "потеть (to perspire, sweat)"; можно


 

Ill

отнести сюда же под большим вопросом чаха, эжа, мухер, маскан, гогот, соддо (a)mäèä-c¨c, эндегень ama\&ä-c¨c¨ "иметь родовые схватки (to have labour pains)", а также чаха ac¨≥c¨≥äma-m "подслушивать, не отвечать на зов (to overhear, eavesdrop, not answer having been called)", эжа acc¨≥¨≥ämma-m "не отвечать на зов (not to answer after having been called)", гогот (at)c¨≥êmma-m "внимательно слушать (to listen attentively)", мухер (ac¨≥)c¨≥ämma-m "подслушивать (to eavesdrop)", соддо (aè)èêmämma-m "подслушивать и т.д. (to overhear etc.)" [Militarev-Kogan 2000, 284, 320].

Здесь следует напомнить, что для некоторых эфиосемитских языков геминация третьего радикала, по всей видимости, вообще характерна, в том числе и в именных формах (напр., мухер, маскан wdreccd "передняя нога животного"; селти ит/а™™е, волане umfu™™et, чаха, эжа, гьето, мухер ê]fwêyyä, эжа, мухер êmfwêyyä, маскан êmfuyya,\ гогот efu™™a, emfuTM™a, соддо emfuTM™d "содержимое двух рук ладнями вверх (contents of both hands with palms up)" и др. [Militarev-Kogan 2000, 259, 114]). В амхарском существует несколько классов глаголов с геминированным третьим радикалом [Hudson 1997, 469], напр., fa/na/dda "взрываться", ara/g¨ga¨/ "стареть", za/ga/yya/ "опаздывать", goba/nn}a}/ "посещать", anqa/laffa "дремать, засыпать" [Титов 1991a, 104 и сл.]. Р. М. Уайтинг отмечает, что чаще всего геминация третьего радикала в глаголах эфиосемитских языков является результатом развития корня, а не наличием специальных пород [Whiting 1981, 17]. Поэтому примеры из этих языков следует рассматривать с известной долей сомнения.

Отметим также некоторые глаголы в эфиосемитских языках с геминацией третьего радикала и инфиксацией n, имеющие семантику, не связанную с цветом или физическим признаком: геэз & ansah≥la/la "/приходить (arrivare)", &anzahla/la/ "расслабляться (rilassarsi)" [Conti 1980, 38]; тигринья ta/nbarka//ka/ (а также амхарский tamba//ra/kkaka//, аргобба _mba/ra/kkaka//, гафат tambira//kka/) "становиться на колени (inginocchiarsi)", & amba/rèa/è "делать гордым (far inorgoglire)" (ta/mbar/èa/èa "/возгордиться (inorgoglire)"), anfar/èa/ "уходить (andarsene)", &anka/balala// "заворачивать в сукно (avvolgere in un drappo)", anzarba/ba// "собирать воду, падающую с крыши (raccogliere l'acqua che cade dal tetto)"; чаха _nqw_ra/sasa/-m/ "переворачивать все содержимое (rovesciare tutto il contenuto)"; гафат _nk_ballala// (а также амхарский ta/nkaballa//la/, аргобба _nka/ballala//) "скатывать (rotolare)", tamb/wa/racc==a/ "карабкаться (arrampicarsi)" [Conti 1980, 108-110].

2.6. Таким образом, на основании данных арабского, современных южноаравийских и отчасти эфиосемитских и древнееврейского языков мы можем сделать вывод о том, что цвет и физический признак выделялись в семитских языках и среди глаголов посредством геминации или редупликации третьего радикала. Возможно, есть основание говорить о


 

112

южносемитской изоглоссе. При этом имена соответствующей семантики в этих языках образуются по-разному.

3.0. Выводы

3.1.      Итак, мы можем предположить, что по крайней мере для некоторых семитских

языков характерно объединение в один словообразовательный класс прилагательных, обозначающих либо цвет, либо физический признак, либо и то, и другое - об этом могут свидетельствовать не только данные арабского языка, но и особые группы прилагательных со значением цвета и/или физического признака в древнееврейском (1.2.2.1 и сл.), аккадском (1.2.1), а также в арамейском, сирийском и мандейском (1.2.3). Особо отметим периферийную для арабского (глава 1, 2.7.1 и сл.), но основную для названных языков геминацию второго и (реже) третьего радикала для выражения значения интенсивности. Отметим также словообразовательные модели подобных прилагательных в некоторых эфиосемитских языках (1.2.4.1 и сл.). Обратим также внимание на некоторые особенности в образовании множественного числа у прилагательных цвета в некоторых современных южноаравийских языках (1.2.5.2), схожие с данными арабского языка. Важным фактом для нас является также наличие в мехри, диалектах джиббали (2.4) и некоторых эфиосемитских языках (2.5.1) глагольных форм с геминированным или редуплицированным третьим радикалом, схожих с арабскими девятой, одиннадцатой и, возможно, четырнадцатой породами (глава 1, 3.1 и сл.) (следует также помнить про древнееврейские формы (2.2)).

Все рассмотренное выше может означать, что прилагательные цвета и физического признака составляют по крайней мере в некоторых семитских языках особую лексико-грамматическую категорию, группу, связанную не только значением, но и грамматическими особенностями: своей парадигмой, глагольными формами, особенностями словоизменения и словообразования. В первую очередь, следует обратить внимание на особую модель C1aC2uC3C3- в аккадском (1.2.1) и восходящую к этой модели специальную древнееврейскую модель со значением цвета и физического недостатка (1.2.2.1) (ср. периферийные модели в арабском языке - глава 1, 2.7.1 и сл.) - возможно, здесь мы имеем дело с исторической моделью, близкой по значению и развитию семантики к арабской модели &aC1C2aC3-. В аккадском языке семантика прилагательных, образованных по модели C1aC2uC3C3-, несколько иная, чем просто цвет или физический признак, однако некоторая близость семантики все же наблюдается, кроме того, подобное развитие значений может быть характерно, к примеру, и для арабского языка, так что мы


 

113

не можем исключить возможности сближения соответствующих моделей в аккадском и древнееврейском языках.

Арабский язык по сравнению с прочими семитскими языками, в которых нам удалось найти словообразовательные модели прилагательных с подобными значениями, представляет наиболее стройную систему, поскольку именно в арабском языке модель для обозначения цвета и физического признака существенно отличается морфологически от всех других именных моделей арабского языка.

В упоминавшейся в 1.1.4.2,1.1.4.4 и 1.2.2.4 статье Й.-Х. Зассе [Sasse 1991] делается
предположение, что префикс &a- мог служить как специальный показатель для
общесемитского               словообразовательного              класса              со              значением

собирательности/интенсивности (такой вывод ученый делает на основании различных форм множественного числа в семитских языках с таким префиксом, моделей и первичных имен с собирательным значением, а также интенсивного оттенка значения рассматриваемой арабской модели прилагательных). Сравним это предположение с гипотезой, сделанной нами в главе 1, подразделе 6, о том, что данная группа прилагательных могла бы считаться отдельным словообразовательным подклассом арабских имен. Однако нам представляется, что мы не располагаем достаточным количеством убедительного материала, чтобы говорить о весьма хорошо сохранившемся (в отличие от большинства прочих) словообразовательном подклассе имен в арабском языке и тем более в общесемитском. Мы обращаем особое внимание на такую версию, но считаем, что она нуждается в более подробном изучении и подтверждении.

В любом случае, подобной арабской модели со значением цвета и физического признака с такими же показателями рода и числа мы для семитских языков назвать не можем, на основании чего мы делаем заключение о том, что арабская модель является новацией - по поводу упоминавшихся в 1.1.3 именах собственных древнеюжноаравийских эпиграфических языков мы не можем с твердостью утверждать, что перед нами та же модель. Прочие же модели - прилагательных с геминацией или редупликацией второго или третьего радикалов (в арабском периферийные, в некоторых других семитских языках - основные) - общие для многих семитских языков. Отметим также типологическое сходство у семитских языков в использовании специальных, как правило усилительных моделей (с геминацией, редупликацией или аффиксацией) для отражения яркого признака. Особое место в этом перечне занимают глагольные модели с геминацией или редупликацией третьего радикала. Как уже было сказано выше (2.4), возможно, мы имеем дело с южноаравийской изоглоссой - перед нами схожие модели в


 

114

арабском и современных южноаравийских языках, а также, может быть, и в некоторых эфиосемитских языках.

Очевидно, что в настоящей главе речь не может идти о возможности или невозможности выделения прилагательных в различных семитских языках по сравнению с арабским (для утверждений такого рода нам потребовался бы значительно больший семитский материал), мы говорим лишь о словообразовательных моделях и их особенностях для имен определенной семантики. Таким образом, можно утверждать, что арабская именная словообразовательная модель, являющаяся основным предметом настоящего исследования, отличается не только от других моделей в самом арабском языке, но и от моделей в других семитских языках.


 

115

Заключение

В процессе работы мы рассматривали одну особую группу прилагательных цвета и физического признака в классическом арабском языке на предмет выделяемости этой группы среди других имен арабского языка и прилагательных в частности. Прежде всего была кратко изложена проблема выделения прилагательных в арабском языке в сопоставлении с ситуацией в языках мира. Далее были рассмотрены конкретные морфологические особенности рассматриваемой группы прилагательных, в первую очередь для сравнения их с другими прилагательными схожей семантики. Основным аргументом для выделения рассматриваемой группы прилагательных по крайней мере в отдельный подкласс внутри класса имен является особый набор форм для образования мужского и женского рода и множественного числа вкупе с принадлежностью к так называемым двухпадежным именам. Затем были рассмотрены соответствующие этим прилагательным глагольные формы, каковой факт также может свидетельствовать об обособленности данной группы имен. Далее были проанализированы синтаксические позиции, в которых могут выступать рассматриваемые нами прилагательные - здесь также была важна их способность выступать в позициях, прототипических для прилагательных, в особенности специальных для арабского языка - функции спецификации и функции характеристики действия; выяснилось, что прилагательные цвета и физического признака могут выступать в большинстве "стандартных" адъективных позиций и по крайней мере в одной из двух прототипических для арабского языка - функции спецификации.

Итак, мы можем утверждать, что перед нами особая группа имен арабского языка, которую скорее всего следует расценивать как класс истинных прилагательных по причине нескольких факторов: морфологического (особые способы образования форм мужского и женского рода и общего множественного числа), синтаксического (выделяемость в большинстве прототипических для арабского языка синтаксических позиций, в особенности важна функция спецификации) и семантического (закрытый список адъективных значений, практически ограниченных понятиями цвета и физического признака). Мы также остановились на проблеме образования степеней сравнения у арабских имен и у данных прилагательных в частности. Прилагательные цвета и физического признака образуют формы степеней сравнения аналитически в отличие от большинства имен арабского языка, однако в начале работы мы сделали предположение, что наличие степеней сравнения в арабском языке не должно являться критерием для выделения прилагательных, поскольку они могут образовываться и от


 

116

существительных, так что вернее всего было бы сказать, что степени сравнения в арабском языке образуются не от конкретных слов, а от корней.

При всем вышеизложенном мы не претендуем на окончательное решение проблемы выделения прилагательных в арабском языке, однако ситуация с рассмотренными именами, по всей видимости, должна пролить свет на разрешение этого вопроса.

Мы также проанализировали материал семитских языков на предмет нахождения в них подобной ситуации - выделения прилагательных подобной семантики с помощью особой модели. Мы смогли найти во многих семитских языках различные модели для имен такой семантики, при этом было выявлено типологическое сходство в семитских языках в использовании близких показателей интенсивности (геминация или редупликация (аккадский, древнееврейский, арамейские, эфиосемитские), а также коррелирующая с ними префиксация с помощью показателя &V- (арабский, древнеюжноаравийские (?))). Особенно следует отметить схожесть в образовании соответствующих глагольных форм с геминацией или редупликацией третьего радикала, в первую очередь, в арабском и современных южнаравийских языках. Однако арабский язык, по всей видимости, представляет собой наиболее стройную систему, кроме того, в других семитских языках речь не идет о выделении той или иной именной группы как единственных истинных прилагательных.

Мы хотели бы также отметить семантическую нерасчлененность некоторых так называемых "цвето-физических" признаков, некоторые из них могут быть отнесены как к цвету, так и к внешнему признаку (таковы, например, значения "пестрый", "пятнистый", "с белой звездочкой на лбу", "с черными глазами") и т.п. Этот факт может свидетельствовать о близости понятий цвета и физического признака для арабского и семитских языков и отчасти объясняет причину выбора одной и той же модели для обозначения этих понятий.

В заключение мы считаем необходимым поставить некоторые вопросы для дальнейшего изучения рассмотренных нами в настоящей работе имен. В первую очередь следует подробнее классифицировать цветообозначения и названия физического признака с семантической точки зрения. Цветообозначения имеет смысл распределить по принципу того, какой круг основных цветов и оттенков эта система охватывает (подобная классификация была начата В. Фишером в монографии, посвященной прилагательным цвета и физического признака в арабском языке). Названия для физического признака имеет смысл разделить по следующим оттенкам: внешний признак, невнешний признак, признак, приложимый к живым существам, признак, приложимый к неживым объектам


 

117

(по последним двум параметрам можно подразделить также и цветообозначения). Необходимо отметить случаи синонимии (разные имена имеют одни и те же значения), омонимии (одно и то же имя имеет различные, не связанные между собой значения), полисемии или антонимии (одно и то же имя имеет различные, близкие друг к другу или даже противоположные значения, напр., "белый" и "черный").

Одна из наиболее существенных проблем, с которыми мы столкнулись в процессе исследования указанных прилагательных, заключается в том, что среди них нами было найдено достаточно большое количество таких, значения которых не имели отношения ни к цвету, ни к физическому признаку, при этом большинство таких значений не выводилось из значений цвета или физического признака. Между тем, для большинства из таких прилагательных, которые были отнесены нами в подгруппу "прочих", не указаны формы женского рода и множественного числа, поэтому мы не можем с точностью утверждать, принадлежат ли они к рассматриваемой модели или же к модели суперлатива (как известно, форма мужского рода единственного числа суперлатива (являющаяся также формой элатива) совпадает с соответствующей формой прилагательного цвета и физического признака, по остальным же формам эти модели различаются). Однако, проблема остается актуальной для тех "прочих" прилагательных, для которых мы находим формы женского рода и множественного числа, совпадающие с соответсвующими формами прилагательных цвета и физического признака (напр., &ah≥maqu - h≥amqa\&u -humqun≥ "глупый"). На данном этапе мы, по-видимому, не располагаем данными для решения этого вопроса. Возможно, опираясь на данные, полученные в результате настоящей работы, можно в дальнейшем приблизиться к разрешению этого вопроса.

Мы предполагаем, что данные и положения, полученные в результате настоящей работы, помогут в дальнейшем разрешить некоторые более серьезные проблемы, связанные с арабской морфологией, словообразованием и выделением прилагательных и словообразовательных подклассов в арабском языке.


 

118

Приложение I

Ниже приведены статьи или фрагменты статей из арабско-французского словаря А. де Биберштейна-Казимирского, содержащих толкования рассматриваемых нами прилагательных модели &aC1C2aC3u/C1aC2C3a\&u/C1uC2C3un и близких им по форме слов. В угловых скобках указаны том и страница. Статьи переведены на русский язык; в случае, если существует вероятность искажения значения слова, в скобках приводится оригинальный французский текст. В словаре иногда прилагательное приводится только в форме мужского рода единственного числа, поэтому мы не всегда можем с определенностью утверждать, что перед нами - прилагательное цвета и физического признака или "элатив/суперлатив". В таких случаях, если в толковании прилагательного встречался компонент со значением сравнения ("более", "лучше" и пр.) или превосходства, мы его не включали; в квадратных скобках указаны некоторые однокоренные и близкие по семантике слова, в первую очередь глаголы первой породы, обращается особое внимание на специальные породы - девятую, одиннадцатую и четырнадцатую, а также на особые существительные моделей C1uC2C3at- и C1aC2aC3- (см. глава 1, раздел 2.8). Толкования даны прописными буквами, комментарии - строчными, курсив соответствует курсиву у автора; формы женского рода и множественного числа приводятся в том случае, если они отклоняются от нормы. В фигурных скобках приводятся фрагменты статей из других источников (Полосин 1995, Фролов 1991, Пурцеладзе 1990). Субстантивные значения приводятся, в основном, в тех случаях, когда можно предположить результат замещения определяемого слова эпитетом (см. глава 1, разделы 2.3.1.3, 5.2.1), т.е. данное имя обозначает предмет или существо, для которого характерен признак, выражаемый тем же именем. В некоторых случаях мы приводим те значения однокоренных слов, которые не встречаются у рассматриваемых нами прилагательных - в первую очередь, если подобное значение встретилось у прилагательного, близкого данному по корневому составу (т.е. совпадающего "ячейкой", см. глава 1, раздел 2.2), напр., для прилагательного &ajdafu "маленький ростом" мы приводим однокоренной глагол jadafa со значением "отсекать часть тела", поскольку подобное значение есть у прилагательного &ajda^u, см. ниже. Прилагательные сгруппированы по семантическим группам: цвет, физический признак, прочее - в последнюю группу включены также прилагательные, при которых не указаны формы женского рода и множественного числа и которые могут трактоваться как "элатив/суперлатив", см. выше; впрочем, в некоторых случаях, если такие значения, не связанные с цветом или с физическим признаком, могут считаться примерами развития семантики из значения, например, физического признака (ср., напр., &abtaru "куцый; не имеющий потомства; обделенный", см. ниже; такое развитие семантики может быть также видно благодаря однокоренным словам), мы приводим их вместе с первыми значениями. Мы различаем значения "быть черным" и "иметь черные глаза" и считаем последнее принадлежащим к групп физического признака, а не цвета, поскольку такое значение связано также с частью тела (хотя подобное развитие семантики достаточно распространено); впрочем, если подобные два значения относятся к одному и тому же корню, мы не разбиваем их по группам. Такое решение, разумеется, не единственно возможное; такой набор значений свидетельствует о некоторой близости понятий цвета и физического признака; точно так же мы испытываем трудности в отнесении значений типа "пестрый" к цвету или физическому признаку, в настоящем приложении мы все же относим это значение к первой группе. К "прочим" мы причисляем значения, связанные с человеческими душевными и умственными качествами, социальным статусом, абстрактные и пр., все же, что касается физических проявлений как у человека, так и у животных,  явлений  природы  и  артефактов,   мы,  как  правило,  включаем  в  группу


 

119

физических   признаков.   Внутри   каждой   группы   прилагательные   упорядочены   по арабскому алфавиту.

 

 

 

 

Обратно на главную страницу сайта

Обратно на главную стр. журнала